Андрей Колганов - Ветер перемен

– Я! – отзывается стоящий прямо передо мной небольшого роста худощавый человек в грязно-рыжеватого цвета ботинках с обмотками, в потрепанной шинели и каракулевой шапке «пирожком»…

Когда перекличка подошла к концу, Дубровичев подытожил:

– Итого из тридцати человек списочного состава наличествуют двадцать восемь.

– А как же я? – подает голос дородный мужчина с пышными усами, в кожаном пальто, овчинном треухе и валенках, подшитых кожей. – Тропаренко моя фамилия. Игнат Савельевич.

– И меня пропустили! – проталкивается вперед еще один, одетый в затрапезного вида кургузое пальтецо и обутый в готовые вот-вот развалиться сапоги – один из них даже обмотан веревкой. – Рахимов, Кирсан Ахметович я. Вот и предписание мое!

– И нас! – Еще два человека, видимо знакомых между собой, выражают свое недоумение, тыча нашему сопровождающему свои предписания.

Товарищ Дубровичев смотрит в предписания, потом пробегает глазами по списку, затем, пожав плечами, говорит:

– Ничего не понимаю. Предписания на нашу дивизию выписаны, а в списке нет у меня ваших фамилий. Может, в штабе что напутали? Проедем с нами, а там, на месте, разберемся. – И, улыбнувшись, пошутил, чтобы скрасить неловкость ситуации: – Итого из тридцати человек списочного состава в наличии тридцать два!

Затем, кивнув каким-то своим мыслям, он добавил:

– Товарищи, подождите пока пять минут… – и скрылся за дверью военного коменданта станции. Не через пять минут, но все-таки довольно скоро он объявился, уже вооруженный проездными документами на всю нашу команду. И мы двинулись вслед за ним на перрон.

Подойдя к составу, отправляющемуся на Ленинград, загружаемся в старенький вагон третьего класса – впрочем, сейчас это старорежимное обозначение вышло из официального употребления. В вагоне уже заметно натоплено, и мы дружно начинаем расстегивать пальто и шинели. Нижние полки оккупировала дружная компания (и когда только успели спеться?), быстренько достав припасенные бутылки с пивом, немудреную закуску и непременных спутников поездного времяпрепровождения – картишки. Забираюсь на деревянную верхнюю полку, устраиваю под голову портфель и сапоги (а то уведут – не успеешь заметить) и вскоре под мерный стук колес погружаюсь в мысли о тех, кто остался в Москве, и, конечно, о делах.

Первым делом ход моих размышлений сворачивает к записке, которая была закончена буквально накануне, в пятницу. Это была попытка по-новому представить роль и место частного капитала в экономике Советской России. Мне потребовалось прежде всего выпятить тот факт, что в большинстве официальных документов проблема частного капитала рассматривается в основном под негативным углом зрения – с точки зрения необходимости его вытеснения государственным и кооперативным сектором. Еще больше усердствует в создании отталкивающего образа частного капитала пресса. Однако не стоит ли задуматься над вопросом: а зачем мы вообще пошли на допущение частного капитала, если он играет только негативную роль? Не забыты ли многократно повторявшиеся призывы Владимира Ильича учиться у частника, его указания на то, что наша государственная промышленность и торговля не могут пока превзойти частника в коммерческой постановке дела?

Поэтому в записке, адресованной Феликсу Эдмундовичу, было сказано: «Не уверен, что стоит настаивать на широком распространении данных тезисов в нашей пропаганде, но всем хозяйственным и политическим руководителям надо, на мой взгляд, крепко-накрепко вдолбить в головы следующее:

1. Пока мы не научились бороться за высокое качество и низкую себестоимость продукции, за хорошее обслуживание советских граждан нашими, социалистическими методами, конкуренция с частным капиталом остается единственным действенным инструментом, подталкивающим наши хозяйственные организации и аппараты управления к улучшению работы.

2. В силу этого нам нужна и еще долго будет нужна сильная, а не показная конкуренция со стороны частного капитала. Поэтому всякое вытеснение частника должно рассматриваться лишь с одной точки зрения – улучшает ли это показатели работы нашей промышленности и торговли, улучшает ли это снабжение населения? Если нет, то такая борьба с частным капиталом есть всего лишь проявление того коммунистического чванства, с которым столь яростно воевал Владимир Ильич».

Мне пришлось, кроме того, постараться по-новому взглянуть на причины многочисленных злоупотреблений со стороны частного капитала, стремящегося паразитировать на нашем государственном и кооперативном хозяйстве, используя разложившиеся элементы среди хозяйственников. Эти факты служат серьезному возбуждению общественного мнения против частного капитала, в то время как они в гораздо большей степени свидетельствуют о безрукости и некомпетентности наших хозяйственных руководителей, не способных углядеть прямое воровство у себя под носом.