Андрей Дай - Поводырь

Дорога становилась все шире. Случалось, мы обгоняли купеческие караваны, возвращающиеся с ярмарки, нисколько не стесняя движения. Увеличился и встречный поток. Предыдущий санный поезд еще не успевал скрыться за горизонтом, а навстречу уже мчался следующий. Зима кончалась, спохватившиеся путешественники торопились воспользоваться простотой и скоростью перемещения по заснеженному тракту.

Я изнывал от безделья. Разговоры разговорами, планы планами, но и они надоедали. Хотелось новых впечатлений. Хотелось новых встреч. Хотелось толкать и тянуть людей в нужную сторону. Моя генеральная карта истерлась по углам от бесконечных сворачиваний-разворачиваний. Верстовые столбы становились главными врагами. Отчего они так редко встречаются?

Десятого марта шестьдесят четвертого года моя маленькая орда втянулась в сжатую неказистыми избушками – конечно, Московскую – улицу убогой Колывани. Я в принципе многого и не ожидал от заштатного городишки, но то, что обнаружилось в действительности, просто меня раздавило. На четверть меньшая по численности населения, чем недавно оставленный Каинск, Колывань в четыре раза проигрывала окружному центру по торговой и промышленной активности. Я поверить не мог, что могло быть время, когда вся губерния называлась не Томской, а Колыванской. Мрак и ужас. Приобское рыбацкое село, даже не имеющее действующей церкви, – столица огромного края?! Тем не менее, Варежка утверждал, что именно так все и было.

Да что там церкви. Там даже гостиницы не нашлось. Главная и единственная достопримечательность – недавно отстроенная обширная почтовая станция. Пришлось ночевать там.

К ужину явился местный городничий, Александр Венедиктович Борейша. Беседы не получилось – он боялся меня до дрожи в коленях, до сведенных судорогой челюстей. Может, и неплохой человек, может, я и местечко получше бы ему присмотрел, но не судьба. Какое ему местечко, если он говорить в моем присутствии не мог?! Благо пятьсот рублей в казну Фонда не побоялся внести. Сунул ворох мятых бумаженций Гинтару, промямлил что-то и поклонился в пояс. С тем и отбыл. И слава богу!

Казачки под чутким руководством Варежки отправились по злачным местам. На разведку. Сам бывший каинский пристав пошел запугивать телеграфиста. Еще в пути я однажды посетовал, что даже не представляю – каким именно образом сведения обо мне распространяются по губернии с такой скоростью. То, что это дело рук купеческой «мафии», – понятно. Но как? Не по телеграфу же они досье на меня друг другу перебрасывают. Первый в мире Интернет. Персональная страница Германа Густавовича Лерхе на сайте Викиликс. «Тайное становится явным», блин.

Пестянов задумался. Это был явный вызов его профессионализму. Ну и просто вкусная для сыщика загадка. С тех пор ни одна телеграфная станция не избежала его нашествия.

Пьяненькие «следопыты» принесли неутешительные новости. Купцов первой гильдии в Колывани нетути. Фабрик или заводов отродясь не водилось. Зерновые перекупы чухнули из села в разные стороны, справедливо опасаясь, что я не стану миловаться со спекулянтами. Есть в заштатном городе с десяток ремесленников всевозможных. Шорника все хвалят…

Летом большинство мужиков отправляются тянуть баржи. Или по рекам-озерам рыбу ловить артелями. Обь-то – вот она. С пригорка отлично видно здоровенное, присыпанное снегом ущелье между высокими берегами. Специально вышел взглянуть. Впечатлился. Фантастические просторы. И перспективы. Сюда бы энергичного хозяина – с деньгами и моей поддержкой, – он бы пристань пароходную и склады выстроил. Угольные, зерновые, под бочки с хлебным вином…

Но нет пока такого человека. Задворки это великой империи, хоть и стоит городок на пересечении Сибирского тракта и летней речной дороги. Обидно, право слово.

Уехали следующим же утром, в среду, 11 марта. Последний рывок. Чуть меньше трехсот верст до Томска, а еще нужно успеть Томь пересечь до ледохода. Иначе на пару недель на левом берегу застрянем. Вроде вот он, губернский Томск, а достичь, пока льдины не пройдут, невозможно.

Степаныч утверждал, что обязательно успеем. Лед непроходимым только в первых числах апреля становится. До этого людишки томские гати на лед кладут. С транзита грузов полгорода живет. Говорят, за год из Кяхты только с китайским чаем до ста тысяч подвод проходит.

Вот и рванули. И так бы и остался у меня в памяти образ зачуханного, воняющего рыбой селища под боком разваливающегося от старости Чаусского острога, если бы не удивительная встреча прямо на выезде за граничные столбы Колывани. Новое, долгожданное знакомство, существенно изменившее мои планы.