Вадим Полищук - Боевой расчет «попаданца»

Ночь проводим в железнодорожном пакгаузе. Холодно, костры жечь запрещают. Народ пытается спать прижавшись друг к другу, переворачиваемся на другой бок по команде. Зато утром нас прилично кормят из прибывшей полевой кухни, прощай, тыловая норма. По фронтовой норме красноармейцу в день полагалось девятьсот граммов хлеба зимой и восемьсот летом, сто восемьдесят граммов крупы, мясо, тридцать пять граммов сахара и сто граммов водки во время боев. Проблема была в том, что пока все положенное добиралось до солдатского котла, то на пути здорово сокращалось в весе и объеме — крали наши тыловики без зазрения совести, как только могли. Поэтому, чем короче была цепочка посредников между продовольственным складом и солдатской кухней, тем более боец был упитанным и довольным жизнью.

От повара мы узнаем, что попали в Воронежско-Борисоглебский дивизионный район ПВО, а именно в его западный сектор. Слово «западный» мне не нравится, насколько я помню, немцы до Воронежа дошли этим летом, но полностью взять его не смогли. То есть летом есть шанс оказаться на переднем крае, даже не двигаясь с места. Поэтому лучше бы мы попали в восточный сектор. Основу ПВО западного сектора составляет зенитный артиллерийский полк СЗА, в который и вливается наша батарея в полном составе. Едва мартовское солнце разгоняет утренние сумерки, в пакгаузе появляется незнакомый капитан, как оказалось, помощник начальника штаба полка. Сразу начинается суета, водители заводят машины, к машинам цепляют орудия, в кузова грузят то, что успели выгрузить вчера вечером. Наконец, когда суматоха немного стихает, раздается команда:

— По машинам!

Кроме всякого батарейного барахла, в кузове нашего ЗиСа лежит еще полтора десятка ящиков со снарядами, поэтому для расчета места остается совсем немного, ехать приходится стоя. Замечаю, что СТЗ Петровича сразу отстает, надеюсь, едем мы не очень далеко. Так и оказалось. Километра через четыре от городской черты перед нашими машинами показалась автомобильная переправа через большую реку, как я понимаю — Дон. Наша куцая колонна останавливается метров за сто, не доезжая до нее. Справа и слева от дороги широкие поля, укрытые подтаявшим снегом. Около переправы небольшая роща, вид которой греет мое сердце — бревна для землянок не придется возить издалека. Пока мы выгружаемся, подтягивается трактор со старшиной и его имуществом.

В последнее время я стал хорошим землекопом. Я могу копать и днем и ночью. Могу копать штыковой, могу совковой и большой саперной тоже могу, только малой пехотной еще копать не доводилось. Я копал рыхлый белорусский песок, копал твердый российский суглинок, теперь копаю жирный воронежский чернозем. Сначала мы копаем позицию для батареи, потом каждый расчет копает свою землянку, потом мы копаем землянку для среднего комсостава, потом копаем землянку для санинструктора, землянку для старшины с его имуществом, потом отдельную землянку захотел себе комбат. Три недели мы копаем с утра до вечера, немецкие самолеты нас не беспокоят. Батарея уже готова вести огонь, но ни один немецкий разведчик пока не заходил в наш сектор.

В землянке мы соорудили печку из старого ведра. Когда ее затопили, промерзшая земля начала оттаивать. Лед превратился в воду, вода в пар. Внутри было почти как в бане, земля просохла только через четыре дня, и в землянке стало совсем уютно. По крайней мере спали мы в тепле, что в наших условиях много значило. Берег Дона здесь невысокий, грунтовые воды близко, и землянки вырыты такие, что невозможно стоять в полный рост. Для освещения используем телефонный кабель, он сильно коптит, распространяя зловоние и копоть, оседающую на лицах.

Коновалов своим топором творит чудеса. Перекрытие в два наката для землянки расчета у него вышло ровным и аккуратным. Посмотрев на его работу, Филаткин бросает наш расчет на устройство перекрытий. Мы извели на бревна практически все более или менее пригодные деревья в радиусе километра и волоком притащили их к мосту. Здесь Сашка подтесал их, выровнял и сладил накаты для батарейных землянок. Едва отстроились, возникла неожиданная проблема — наши батарейцы загадили всю территорию вокруг. На весеннем солнце все это начинает благоухать. Тогда Филаткин приказал:

— Бери своего Коновалова и оборудуйте сортир. Сделаешь — считай, отбыли наказание.

Выкопать яму — плевое дело. За последние три недели мы этих ям нарыли… А дальше что? Яма есть, но надо ее чем-то перекрыть. Да и визуально место для раздумий желательно изолировать. Положение опять спас Сашка. Они с Петровичем притащили несколько ровных стволов, и потомственный плотник с помощью топора и деревянных клиньев распустил их на доски. Доски вышли толстые, корявые и чудовищно тяжелые, но для наших целей вполне годились. Яму перекрыли, навес делать было не из чего, решили, что и так обойдутся. Из нарубленных сучьев сделали плетень и пригласили комбата принимать работу. Филаткин обновил наше сооружение и признал его годным к использованию.