Вадим Полищук - Боевой расчет «попаданца»

Задача оказалась не самой простой. Продукты жизнедеятельности командирских и красноармейских организмов успели засохнуть до каменной твердости. Я попробовал пустить в ход лопату, но в тесной будке орудовать ею практически невозможно. Тогда на помощь пришло инженерное мышление. Я сбил с топорища наш орудийный топор, привязал его к короткой палке и начал орудовать им, приговаривая:

— Зенитчики хреновы, по самолетам палят, а в очко с двадцати сантиметров попасть не могут.

Дело пошло, и конец был невероятно близок, но тут топор сорвался с палки и, булькнув, исчез в глубине наполненной фекалиями ямы. Приплыли. Все варианты достать его я отмел как неосуществимые и понадеялся, что Чмыря о топоре вспомнит не скоро. Зря надеялся. Как только я появился в землянке, на меня набросился Чмыря.

— Где топор?

— Утонул.

— Как утонул?

— Обыкновенно, как все топоры тонут, бульк, и все.

— Так ты его в говне утопил?

— Ну да.

— Доставай!

— Как? Нырять мне за ним, что ли?

— Ныряй! Ныряй, я тебе приказываю, ныряй!

— Да пошел ты! — я тоже перехожу на повышенный тон.

— Так ты отказываешься выполнить приказ младшего командира?

— Я отказываюсь выполнить твой дурацкий приказ.

Тут на мое счастье пожаловало батарейное начальство, привлеченное чмыреными воплями. Выслушав его жалобы на мое неподчинение, Костромитин вынес вердикт.

— Сам дурак, и приказ твой дурацкий. Я его отменяю. Все, закрыли эту тему.

Я тоже на это понадеялся, как оказалось зря. Через день за мной пришли. Уже через час я оказался перед полковым особистом со знаками различия старшего политрука. Тот начал с того, что отобрал у меня ремень. Потом придвинул бланк протокола допроса и начал задавать стандартные вопросы. Фамилия, имя, отчество? Год и место рождения? Гражданство? Партийность? Происхождение? Закончив с преамбулой, переходит к сути дела.

— Сержантом Гмырей написан рапорт о том, что двадцать третьего августа сего года вы отказались выполнить приказ своего непосредственного командира…

— Нырнуть в дерьмо, — продолжаю я, — а сам приказ был отменен командиром батареи.

— Молча-ать! — политрук грохает кулаком по столу. — С Костромитиным мы еще разберемся, а ты за свои дела ответишь!

Да-а, тяжелый случай. Вспышка гнева была явно наигранной, но вот упоминание фамилии комбата мне резко не понравилось. Судя по всему, он не просто меня посадить решил, ему нужно дело, точнее, дело за номером таким-то. И одного красноармейца для этого мало, ему еще надо и покрывающего преступника комбата прицепом пустить. Сейчас из меня признание выбьет и начнет выдавливать показания на комбата, сволочь. Между тем особист продолжает спокойным голосом, типа уже смирил свой гнев праведный.

— В деле имеются свидетельские показания номеров расчета, подтверждающие рапорт сержанта Гмыри.

А вот это уже интересно, ни вчера, ни сегодня никто из расчета с позиции батареи не уходил. Значит, нажать на кого-либо особист не мог. Выходит, или кто-то по велению сердца меня сдал, или он меня на понт берет.

— Итак, вы признаетесь в неисполнении приказа своего непосредственного командира?

Внезапно я успокаиваюсь, и мне становится даже смешно. Этот старший политрук мне представляется навозным жуком, копошащимся в том дерьме, куда я отказался нырять. А он от этого даже удовольствие испытывает, просто упивается своей властью и могуществом. Вот и сейчас, может просто меня отпустить, а может дело расстрельное состряпать. Тоже мне, повелитель людских судеб, козел.

— Да, признаюсь, не выполнил приказ.

Особист удивлен, он приготовился меня ломать, грозить, уговаривать, а я вдруг раз — и признался. Спохватившись, хватается за ручку и начинает интенсивно писать в протоколе.

— Есть только одно обстоятельство, — продолжаю я тихим голосом.

— Какое? — политрук даже не отрывается от своей писанины.

— Я еще присягу не принял.

— Ну и что? — И тут же подпрыгивает. — То есть, как это не принял?

Начинает лихорадочно рыться в своих бумажках, но нужной не находит. Я его понимаю, все усилия напрасно потрачены, дело на глазах разваливается. Впивается в меня горящим взглядом, я держу морду ящиком.

— Ты почему до сих пор присягу не принял?

— Не ко мне вопрос, этим начальство должно заниматься.

Политрук сгребает все бумаги в папку.

— Петров!

В дверь кабинета вваливается красноармеец с винтовкой, почти не уступающий мне габаритами. И почему такие мордатые вечно при штабе ошиваются, а тяжеленные ящики со снарядами приходится носить почти доходягам?