Анатолий Спесивцев - Атаман из будущего. Огнем и мечом

– Постой, постой, – удивился Аркадий. – Тот самый Могила, из семьи молдавского господаря, митрополит Киевский?

– Он самый, чтоб его разорвало и гепнуло!

– Как козни? У нас же его великим защитником веры и Украины выставляют, чуть ли не святым. А ты говоришь…

Выглядел попаданец совсем ошарашенным. Он-то считал знаменитого митрополита заведомо верным союзником. Столько хорошего в двадцать первом веке о нем читал.

– За веру, может, он и горой стоит, хотя своего предшественника на митрополичьем престоле совсем не по-божески, с помощью высокопоставленной родни и знакомых при дворе скинул. Да и его шашни с польским двором… сильно сомневаюсь, что он так уж вере отцов предан. Но нас, казаков, он люто ненавидит! Быдло мы для него непослушное, хуже хлопов. Родичи, Вишневецкие да Потоцкие, для него куда ближе и дороже простых русичей. Да шляхта мелкая, вроде меня, ему – пыль под ногами. Гонору там… выше крыши, как ты говоришь.

Вспомнив молодого еще офицерика в войске Жолкевского, Богдан поморщился. Молдавский принц и в молодости к казакам относился с легко читаемым презрением, даже к казацкой старшине шляхетского происхождения.

Чего-чего, а столкновения с главой православной церкви на Украине Аркадий не ожидал. Ведь само восстание здесь шло именно под православными лозунгами, а здесь такой афронт. Противостояние с митрополитом, да еще таким авторитетным, могло просто погубить все затеянное дело.

– Договориться с ним полюбовно не получится?

– Не знаю, но сильно сомневаюсь. Особенно если учесть, что Ярема был ему близким родичем, а Конецпольский – боевым товарищем, они оба при Жолкевском в польской армии служили. Их смерти он нам точно не простит.

– Вот те ж…а Новый год… – растерянно протянул Аркадий. – Нам хлопот с глядящими на сторону атаманами хватает, а здесь еще и попы подпрягутся. Тьфу! Ничего, прорвемся!

– Придется постараться, иначе о посажении на кол нам мечтать доведется. И поляки, и османы для нас с тобой чего-нибудь особое и ОЧЕНЬ неприятное придумают. Если, конечно, головы в бою не сложим, что предпочтительней со всех сторон.

При выборе способа передвижения в Киев, куда должны были свозить наиболее авторитетных раввинов из освобожденных от панской власти городов, Аркадий предпочел лошадь. Надеялся, путешествуя с войском, пообщаться еще тесно с Хмельницким, другими атаманами войска. Благо удалось поладить с одним из гусарских жеребцов, правда, не тем, который в свое время привлек его внимание, а другим. Рослый, статный, в богатой сбруе и с удобным седлом (попоны, к сожалению, хлопцы оставили себе) – не стыдно и в Киев на таком въехать. Единственное, что немного огорчало, – жеребец был гнедым, а не вороным. А мечталось Аркадию именно о черном «Мерседесе»… тьфу, жеребце, таком, какой был у Васюринского.

Однако с общением вышел облом. Не вообще, поговорить знаменитому уже, несмотря на молодость, характернику было с кем. Но атаманы оказались до предела загружены повседневной работой. Вокруг кошевого атамана и самопровозгласившегося гетмана было, собственно, не войско, а его зародыш. То и дело прибывали отряды казаков и отдельные воины, их надо было распределить по полкам и куреням, а сформированные полки под руководством опытных атаманов и полковников направить на очистку от панов родной земли. Во многих городах и местечках православные были в меньшинстве, их население встречать казачьи отряды как освободительные не собиралось. При приближении казаков население там садилось в осаду, заведомо безнадежную, так как существенных запасов продовольствия нигде не было, а ждать помощи извне после казацкой победы над польским войском не приходилось.

Пришлось попаданцу, чтобы времени зря не терять, заняться активной прогрессорской деятельностью. Он пропагандировал среди казаков прицел с мушкой, планку на стволе, защищавшую глаза от вспышки пороха на запальной полке, пули Минье и Нейсслера, никому не ведомую здесь еще закрытую пороховую полку, позволяющую стрелять в дождь или вверх. Присобачить все это к ружьям в походе было, конечно, невозможно, но многие наверняка захотят усовершенствовать свое оружие после него.

Заодно прояснял для себя проблему с местным руководством православной церкви. То, что это была проблема, причем нешуточная и грозящая осложнениями, вплоть до фатальных, он понял быстро. На данный момент знамя восстания – вера – было в руках ставленника польского королевского двора и магнатов. Тесно с ними связанного родственными узами, близкого им духовно.