Венеция заявила права на Морею, прибрежные районы Хорватии (особо выделив необходимость возвращения республике Святого Марка принадлежавшей ей «исконно» Рагузы), Албании и Греции на Адриатике и все контролируемые ранее там османами острова.
Молдавия получала передаваемый ей Русью Буджак, и за участие в войне с панами ей была обещана большая часть Южной Польши. С серебряными и свинцовыми рудниками.
Руси не доставалось пока ничего, у нее земель и без того было намного больше, чем способно обработать местное население. Впрочем, Люблинское, Красноставское и Белзское воеводства Хмельницкий объявил исконно русской землей. Претендуя на границу по Сану и Висле.
– Мы на чужое не претендуем, но и свое никому забрать не позволим! – заявил он. – Все, что принадлежало дедам-прадедам, возвернем себе.
О сомнительности русской принадлежности Люблинского воеводства никто не заявил. Даже представитель зятя короля Владислава IV, Шварценбек.
Договор подписали Хмельницкий, Татаринов, Лупу, представитель Ракоци Батори, полномочный посол империи и Фердинанда III граф Шварценбек, представитель Матвея Бессараба, его родственник Ион Бессараб, полномочный посол Венеции Альвизе Контарини.
После подписания документов участники мероприятия разбились на группки. К пытавшемуся быть как можно менее заметным Аркадию, просидевшему в сторонке у стенки все время, подошел молдавский господарь. И здесь попаданец невольно ввел в заблуждение Василия Лупу. Он повел себя в краткой беседе как младший по возрасту, но равный по статусу. Как наследный принц соседней независимой державы в беседе с королем. Затеявший знакомство с Москалем-чародеем господарь это сразу уловил. Он хотел просто показать казачьей старшине свою осведомленность в ее делах, а колдун-то оказался совсем не из простых. Крестьянин или даже шляхтич может вести себя так, только если имеет большую силу за спиной. Как имели ее Хмель, Скидан и Татаринов. Все остальные выказывали государю положенное ему почтение, даже если его в грош не ставили. Возможно, именно в этот день родилась легенда о царском происхождении попаданца, ему совершенно не нужная и могущая впоследствии здорово осложнить жизнь. Вплоть до фатального исхода.
* * *
Придя с церемонии подписания договора в весьма взвинченном состоянии, Аркадий вынужден был временно отложить обдумывание произошедшего. Вчера совет атаманов окончательно утвердил лишение Васюринского адмиральской должности. Не склонные к единодушию бандиты, обычно грызшиеся друг с другом по любому поводу, проявили редкостное для них согласие в судьбоносном для характерника вопросе. И аргументация их при этом излишней деликатностью не страдала. Ивану прямым текстом указали, что он не справился с делом, и вообще-то за такие промашки некоторых отстраняли куда более решительным образом. Например, вывешивали просушиться на солнышке или отправляли подкормить раков. И вот уже чуть ли не сутки он пребывал в прострации. Весьма ожидаемый отказ стал для него страшным ударом.
Увидев, что друг пришел не просто расстроенный, а потухший, Аркадий не решился лезть с утешениями, опасаясь натоптать грязными сапогами в чужой душе. Однако ждать, пока Иван сам очухается от расстройства, не решился. Человек-то немолодой и жизнь вел… бурную. Пришлось попаданцу успокаивать крайне расстроенного характерника, уверять его, что потом Хмель и Татаринов могут и передумать. Васюринский, от отказа вмиг постаревший, сидел, уставившись в неведомую даль, выглядел мрачнее грозовой тучи и явно самозабвенно предавался унынию. Поначалу даже непонятно было, слышит ли он Аркадия или пропускает его слова мимо ушей. Знаменитый куренной будто окаменел, хоть на курган выставляй вместо половецкой «бабы».
Уже позже он признался, что почему-то ему в голову тогда, на совете, втемяшилось, что его вообще больше на войну не выпустят. И особенно ему стало жалко того, что на мостике большого и грозного корабля ему постоять так и не довелось. Вот и охватила его тоска, сжала чуть ли не в смертельные объятия. Ивану, может быть впервые в жизни, захотелось умереть.
Спас друга из пучины отчаяния не Аркадий, прямо скажем – несколько растерявшийся. Очень вовремя вернулся с прогулки Срачкороб. Попаданцу приходилось видеть его в разных состояниях, однако таким еще ни разу. Юхим двигался как сомнамбула и производил впечатление оглушенного. Будто дал кто ему кистеньком по голове, да не рассчитал, что шапка бараньего меха смягчит удар, вот и ушел он от злого ворога, вроде бы невредимый, но не в себе. Уж про Срачкороба и недруги не посмели бы сказать, что в его голове нечему сотрясаться.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу