Корнелия Функе - Живые тени

Он взял серебряную шкатулку, стоявшую рядом с сердцем великанца. Сердце, содержавшееся там, было едва ли крупнее плода инжира и казалось выточенным из черного опала. На гладкой поверхности был выгравирован геральдический зверь Гуисмунда – коронованный волк.

– Как видите, в безупречном состоянии. Оно и понятно, ведь сердце на протяжении столетий находилось во владении императорской семьи.

Сначала могильщика, Неррон.

Он резко обернулся и ударил человечка головой о стену. Этот чурбан даже не успел сообразить, что к чему.

– Каким же нужно быть идиотом, чтобы пытаться всучить гоилу поддельный камень? – зашипел Неррон на аптекаря. – Ты что, держишь нас за олухов вроде вас? Думаешь, мы не можем отличить простой опал от окаменевшего сердца чародея? Черный камень, что одно, что другое, так, да? А моя кожа, из чего она, по-твоему? Из яшмы, что ли?

Он смахнул шкатулку с прилавка. Дело дрянь. Просто дрянь.

Сам виноват, Неррон. Хочешь найти сердце короля, а ищешь его в грязи!

Бесшабашный бы так не опростоволосился.

Он навел револьвер на трясущегося аптекаря и указал на стакан, стоявший рядом с кассой. Там среди людских и карликовых глаз плавали также глазные яблоки гоилов.

– Вон попробуй-ка золотых, – велел ему Неррон, пересыпая крупинки лунного камня обратно в мешочек. – Зуб даю, они самые вкусные. Глядишь, и станешь смотреть на нашего брата другими глазами.

Пока аптекарь с усилием проталкивал первое глазное яблоко себе в глотку, гоилу в голову пришла одна идея. Мысль была преподлейшая, но он уже затратил на поиски сердца почти целую неделю, а терпение не относилось к числу его добродетелей. Неррон схватил бледную дрожащую руку, снова просунувшуюся в стакан с глазами.

– Ладно, со вторым глазом можешь повременить. Есть у тебя ведьмин язык? И чтобы на этот раз без подделок, не то я тебе не завидую!

Аптекарь поспешно выдвинул один из ящиков и вынул оттуда щипчиками язык. От человеческого он отличался лишь изящно раздвоенным кончиком. Неррон выбросил фальшивое сердце Гуисмунда из шкатулки и положил туда язык.

Он был уже в дверях, когда могильщик рискнул шевельнуться.

Добивать его Неррон не стал.

От вокзала до государственного архива было около получаса ходу, но все крупные улицы, ведущие к замку, перекрыла полиция. На тротуарах толпился народ, да так кучно, прямо как в день Кровавой Свадьбы, и Джекобу казалось, что толпа вот-вот смоет его, словно щепку во время прилива. Кмен был в Виенне. По случаю беременности его человеческой жены был устроен парад. Охрана новой императрицы украшала фонари и фасады домов гирляндами. Гвардию без исключения составляли гоилы. Амалию охраняли только солдаты ее супруга. По слухам, она отдавала предпочтение гвардейцам с карнеоловой кожей Кмена. Они вплетали в гирлянды цветы из лунного камня, а на заграждениях, тянувшихся вдоль улиц, красовались ветки из серебра. Но у Джекоба перед глазами неизменно стоял Труаклер, прикрепляющий цветок к платью Лиски. Да что с ним творится?

Ты ревнуешь, Джекоб. Неужели у тебя нет забот поважнее?

Он свернул в ближайший переулок – и вновь очутился перед заграждением. Черт. И что он себе вообразил? Бастард уже давным-давно заполучил сердце.

Сдавайся, Джекоб.

Он не мог припомнить, чтобы когда-либо прежде испытывал подобную усталость. Даже страх перед смертью не мог рассеять туман в его голове.

Джекоб извлек из кармана купленный на вокзале путеводитель. Многословная и бестолковая книжица, толстая, как роман, и к тому же отпечатанная мелким шрифтом. Но гоилы так много в Виенне перестроили, что он едва находил дорогу. Архив находился на одной из тех улиц, где проводили парад. Может, лучше прежде зайти в усыпальницу… Он перелистал плотно напечатанные страницы – и наткнулся на визитку Ирлкинга.

Ты тратишь время впустую, Джекоб.

Музей аустрийской истории.

Зал 33.

Тот, кто был глазами Гуисмунда, ведал и его сердцем.

Джекоб посмотрел вдоль улицы. В груди болело уже непрерывно, словно там открылась незаживающая рана.

Цена не будет непомерно высока…

Он подозвал извозчика и дал ему адрес музея.

Колонны в виде обнаженных великанцев в оковах. Над входом – фриз с изображением поверженного дракона. Под окнами – резной орнамент с карликами и лешими. Здание, где находился Музей аустрийской истории, прежде было дворцом. Предок сверженной императрицы сам спроектировал каждую деталь своей резиденции. Его прозвали Принцем-алхимиком, но памятник, стоявший перед музеем, был вовсе не ему, а его правнуку; рядом с ним красовались конные статуи двух прославленных генералов. Джекоб протиснулся сквозь толпу детей в школьной форме, высыпавших ему навстречу по лестнице, и сунул женщине в окошечке деньги за входной билет. К счастью, ювелир обменял ему несколько худосочных талеров, которые выжал из себя золотой платок, на новенькие гульдены, где вместо профиля императрицы было отчеканено лицо Кмена.