Корнелия Функе - Живые тени

Фландрия, Джекоб.

Топкие луга. Ветряные мельницы. Широкие реки. В последней гостинице их сожрали постельные клопы, а потому они решили ночевать под открытым небом. Путь их лежал к побережью, где они намеревались сесть на паром в Альбион.

– Все в порядке? – Лиска смотрела на него в тревоге.

– Да. Всего лишь страшный сон.

С дуба над ними заухала сова. У Лиски был все еще озабоченный вид. Конечно, Джекоб.

С тех пор как она узнала правду, смерть ей мерещится в любом твоем насморке.

Он взял ее руку и положил себе на сердце.

– Слышишь? Бьется. Ясно и ровно. Может статься, проклятия фей действуют только на тех, кто родился по эту сторону зеркала.

Лиска попыталась улыбнуться, но вышло не очень убедительно. Они оба знали, о чем она подумала: его брат был вовсе не из этого мира, а кожа его все-таки превратилась в нефрит.

Четыре дня назад они покинули месторождение и с тех пор на отдых почти не останавливались. Что означали надписи на полу в склепе, Джекобу было более или менее понятно, но доказательство этому они получат лишь тогда, когда в руках у них окажется арбалет. То, что голова, сердце и рука мертвеца понадобились, чтобы что-то спрятать, они оба поняли, едва увидали изуродованный труп, – это было очень распространенное колдовство. Но то, что Гуисмунд таким образом спрятал не только арбалет, им поведали алебастровые слова. Они с Лиской крутили их и так и эдак и сошлись на том, что они могли значить только одно.

У Истребителя Ведьм было трое детей. Когда их отец лежал на смертном одре, его старший сын Фейрефис (или Файрфист, Огненный Кулак, как он себя позже именовал) притязал на корону Альбиона, располагавшегося к западу. Его младший брат Гарумет, тот, кого якобы спас арбалет, сделался королем Лотарингии, южной части владений Гуисмунда, а единственная дочь Гуисмунда Оргелюза основала династию императоров аустрийских на востоке, выйдя замуж за одного из рыцарей своего отца и родив от него двух сыновей.

Фейрефис получил голову своего отца. Гарумет – руку. Оргелюза – сердце.

Нетрудно было догадаться, что здесь имеется в виду арбалет.

Все дети Истребителя Ведьм родились во дворце, который Гуисмунд приказал выстроить в верхней части Мертвого Города, но на том месте, где он стоял, после его смерти осталась только пустая площадка. Чтобы скрыть арбалет, Истребитель Ведьм сделал так, что дворец исчез, а три жутких ключа к разгадке тайны доверил своим детям. Безумие, владевшее им в последние годы жизни, утвердило его в мысли, что таким образом он установит между ними мир, но это его желание так и не исполнилось. Они ненавидели друг друга так же яростно, как и своего отца. Некоторые предания утверждают, что их мать была ведьмой и стала причиной ненависти Гуисмунда ко всем остальным ведьмам. В других рассказывается, что ведьмой была вторая его жена; она-то и поведала ему про средство, сделавшее его чародеем.

Как бы то ни было, а дети Гуисмунда сражались друг с другом, однако разгадать загадку своего отца не смогли и надписи в склепе, видимо, вовсе не читали. Но Бастард надписи видел, и Джекоб не питал ни малейших иллюзий относительно того, что гоил их не расшифровал. Оставался только вопрос, кто из них в поиске трех ключей окажется проворнее.

Голова, рука, сердце. Запад, юг, восток.

Лиска предложила пуститься сначала в самый далекий путь. Иными словами, в Альбион. Если счастье им улыбнется, они уже через два дня прибудут туда – только бы ходили корабли.

В начале года частенько случалось, что штормы задерживали их в гавани. Месяца два-три, может быть, меньше. Времени в обрез, даже если Бастарду не удастся первым найти ужасное наследство Гуисмунда.

Лиска вынула рыжее платье из седельной сумки.

– Как ты думаешь, на кого Бастард работает?

Она все еще превращалась почти каждую ночь, хотя уже и сама заметила, как сильно сокращает лисий мех ее годы. Но она была права: это ее дело и Джекоб не должен вмешиваться. Ни ради матери, ни ради Уилла он не отказался от вылазок за зеркало, и не отказался бы от них даже в расчете на менее опасную и, может быть, более продолжительную жизнь. Есть вещи, которых сердце жаждет так сильно, что рассудок оказывается лишь беспомощным наблюдателем. Сердце, душа, что бы это ни было…