Слуга зажал монетку в кулаке.
– В лесу… они всегда в лесу. В стороне от торных троп. Но бывают добрые, а бывают злые.
Отлично.
– Где мне найти злую? – спросил Орфей.
Пять лет спустя
Небо полыхало. Сажерук любил иной раз утопить ночь в пламени. Зарницы его огня распускались среди звезд алыми бутонами, будто маков цвет, что пробивается на полях сквозь белое кипение сердечника.
Фенолио стоял у окна своего чердака и наслаждался зрелищем. Он снова обитал под крышей Минервы. Простая комнатушка дарила ему домашний уют, какого ему не удавалось найти нигде больше, а ошеломительный вид не шел ни в какое сравнение с тем, что открывался с горы, – в особенности ночами, когда Сажерук создавал сцену для своей красавицы-жены. Если уж танцевать для Уродины, Роксана предпочитала делать это под расшитым пламенем небом.
Сажерук и Роксана… Фенолио уже давно перестал именовать их своими творениями. Он отрекся от убеждения, что миры и их обитателей можно создавать из слов. Из слов можно расставлять на них силки, это да. Ловить их эхо в созвучия гласных и согласных. Но создавать их самому? Нет. Жизнь не способна сама собой родиться из чернил. Пальцы великана научили Фенолио смирению, как и лесная дорога, усеянная мертвыми телами солдат, и не в последнюю очередь – дочь Змееглава, чье мудрое правление он и предугадать не мог, когда писал об одинокой безобразной девочке. Но пусть даже полотно этого мира ткало себя само (или же его производил некто, предпочитавший оставаться в тени), Фенолио не возражал, если кто-либо, преисполнившись благоговения (и с легким содроганием), величал его Чернильным Шелкопрядом. Слишком уж это льстило его самолюбию, к тому же ему и в самом деле время от времени удавалось снабдить ткань мира сего парочкой дополнительных вышивок. Здесь – чуточку приукрасить, там – слегка подбавить цвета…
Вот оно! Цветы Сажерука извергли свою огненную пыльцу на темный бархат ночи. Косяк лебедей летел по небу – белые искры вместо крыльев. Да, он был очень изобретателен, создавая декорации для танца Роксаны, когда Виоланта просила супругов порадовать ее подданных своим искусством. В такие ночи городские ворота Омбры оставались широко распахнутыми, и люди стекались отовсюду, чтобы подивиться на танцовщицу, пляшущую с огнем. Фенолио пару раз сам затесался в толпу зрителей, но мало-помалу толчее на городской площади стал предпочитать вид из окна Минервы.
Хотя март был уже на исходе, воздух оставался по-зимнему холодным, а старые кости Фенолио противились любым его попыткам изгнать ревматизм при помощи слов. Зелья Роксаны помогали чуть лучше – еще одно доказательство здоровых корней и реальности этого мира.
А ты стареешь, Чернильный Шелкопряд, стареешь…
В старости прятного мало, где ее ни встречай, и он не хотел оказаться ни в каком другом краю, хотя подчас ему не хватало утренней газеты за чашечкой эспрессо, которыми он прежде наслаждался трижды в сутки. Просто скандал, что кофейные бобы до сих пор не прижились в Омбре. Чай да вино – это все, что можно отыскать на рынке. Ну что ж, счастье полным не бывает, хотя Фенолио всегда было трудно смириться с этим правилом.
Кто-то постучал в дверь. Звук был такой, словно по дереву колотили горлышком бутылки.
Господи, этот стеклянный непоседа в один прекрасный день расколет сам себя!
Изобретение стеклянных человечков Фенолио упорно продолжал приписывать себе, хотя Мегги любила поддразнивать его дикими особями, водившимися в трущобах. Допустим, они не выказывают ни малейшего желания очинять перья и вообще являют собой ходячее противоречие его замыслу – ведь Фенолио придумал этих существ исключительно в помощь поэтам. Да и не все ли равно, сам он или кто другой ответствен за создание стеклянных человечков, – факт, что их писк становится абсолютно неразборчивым, когда они приходят в волнение! И этот факт, без сомнения, лишнее подтверждение того, что стеклянные человечки – бесполезные существа и глупое изобрение.
– Ну давай, рассказывай уже. Чего ты опять разбушевался? – накинулся Фенолио на Розенкварца, затворяя за ним дверь. (Даже этого они сами не могут.) – Коровья лепешка на мостовой? Снова клюнула курица? Вот увидишь, в один прекрасный день из-за какой-нибудь ерунды от тебя останется лишь груда осколков!
За окнами Сажерук восславлял красоту и искусность своей жены, огнем выписывая в небе охваченный танцем силуэт Роксаны. Ее рука схватила серебряный мяч луны.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу