Корнелия Функе - Камень во плоти

Уилл, подхватив императрицу под мышки, потащил ее, словно мешок, одним махом сбив с ног карлика, который, пошатываясь, попытался преградить ему дорогу. Еще трое гоилов уже поднимали из-под скамеек всех, кто остался в живых, и гнали к проходу. Джекоб озирался в поисках ивовых листьев, но кто-то из гоилов цапнул его за ворот и вместе с Кларой подтолкнул к ступеням алтаря. Лиса шмыгнула за ними. Ее мех все еще служил ей надежной защитой. Валиант тоже уже был на ногах, а с последних рядов скамеек откуда ни возьмись вдруг боязливо поднялась тоненькая фигурка. Белый шелк, забрызганный кровью, и кукольное личико, все еще безучастное, как маска, невзирая на испытанный смертный страх.

Неверным шагом принцесса кое-как выбралась в проход. Фата была разодрана. Подобрав платье, чтобы перешагнуть через генерала, который привез ее на венчание, принцесса, словно сомнамбула, двинулась к алтарю, волоча за собой тяжелый, набухший от крови шлейф.

Жених смотрел на нее тяжелым взглядом, как бы прикидывая, что лучше: убить ее самому или предоставить это удовольствие фее. Гнев гоилов. В глазах короля он пылал холодным пламенем.

– Приведи мне их священника, – приказал он Уиллу. – Какой-нибудь наверняка еще жив.

Императрица смотрела на него, не веря себе. Она едва стояла на ногах, да и то лишь потому, что ее из последних сил, сам пошатываясь, поддерживал карлик.

– В чем дело? – спросил Кмен, подходя к ней с саблей в руках. – Вы всего-навсего попытались меня убить. Это что-то меняет в нашем соглашении?

Он оглянулся на принцессу, что все еще стояла внизу, у подножия алтаря.

– Нет, – заикаясь, выдавила та вместо матери. – Ничего не меняет. Но цена все та же: мир.

Ее мать попыталась было что-то возразить, но одного взгляда короля было достаточно, чтобы она затихла. Король обвел глазами окровавленные мундиры своих солдат и десятки убитых, которых мотыльки феи уже не смогли вернуть к жизни.

– Мир? – повторил он. – Я забыл, что это значит. Но можешь считать, что на свадьбу я подарил тебе жизнь. Тебе и твоей матери.

Уилл тем временем вытащил из ризницы священика, и тот уже плелся к ним, спотыкаясь о трупы, а лицо Темной Феи было белее подвенечного платья невесты, когда та робкими шагами поднялась к алтарю.

И Кмен, король гоилов, сказал свое «да» Амалии Аустрийской.

Когда невеста выходила из собора, ее платье было усыпано цветами. Пятна гоильской крови фея превратила в белые розы, пятна человеческой – в алые. На мундире жениха те же пятна обернулись рубинами и лунным камнем, так что толпа ревела от восторга. Может, кто и удивился, почему это за молодыми вышло так мало гостей. Может, кто и заметил неприкрытый ужас на чьих-то лицах. Но видимо, шум уличной толпы перекрыл хлопки выстрелов в соборе, а мертвые молчали, так что король гоилов вместе со своей молодой женой людской породы торжественно сел в золотую карету, в которой уезжала со свадьбы еще прабабка невесты.

Длинная вереница карет дожидалась у собора, и фея грозным изваянием застыла наверху соборной лестницы, наблюдая, как уцелевшие гоилы выстроились в две цепочки, образовав живой коридор, не оставив пленным спасительной лазейки. Ни один из императорских солдат, сдерживавших толпу, так и не догадался, что у них на глазах вывозят заложников и заложниц, в числе которых – сама императрица.

Она пошатнулась, когда Доннерсмарк помогал ей садиться в карету. Как ни удивительно, он выжил в этой кровавой бойне, как и двое из ее карликов. Эти, впрочем, едва тащились, а их лица распухли от укусов моли. Джекоб слишком хорошо знал, каково им приходится. Он и сам все еще был как в тумане. Клара чувствовала себя не лучше, а у Валианта, когда они спускались по лестнице собора, заплетались ноги. Лису, чтобы гоилы не вздумали ее прогнать, Джекоб нес на руках. Все они были заложниками, живым щитом для возлюбленного феи, чьи войска стояли в одном пешем переходе от столицы империи.

Что ты натворил, Джекоб?

Но Уилл-то жив. Пусть с нефритовой кожей, но жив, и Джекоб жалел лишь об одном: что потерял ивовые листья. Когда он вместе с Кларой и Лисой садился в карету, фея пристально смотрела им вслед. Ее гневный взгляд все еще жег ему спину, но что делать: да, он бросил на кон все свои надежды, обрек себя на лютую ненависть императрицы и всего зазеркального человечества – лишь бы спасти брата.