Корнелия Функе - Камень во плоти

Зеркальное стекло было до того неровным, что Джекоб с трудом узнавал в нем себя, и мерцало темнее, чем стекла обычных зеркал, зато мелкие розы, вившиеся по кромке серебряной рамы, выглядели совсем живыми, и казалось, вот-вот начнут увядать.

Джекоб закрыл глаза.

Попробовал повернуться к зеркалу спиной.

Потом провел рукой по тыльной стороне рамы – нет ли там замка или защелки.

Ничего.

Снова и снова он упирался глазами только в свое отражение.

И лишь некоторое время спустя его вдруг осенило.

Его детских ладоней едва хватило, чтобы прикрыть смутное, зыбкое отражение собственного лица, но зеркало, словно только того и ждало, вдруг само прильнуло к его пальцам, и в ту же секунду все видимое пространство в зеркальных глубинах изменилось – там была уже не отцовская комната.

Он обернулся.

Сквозь два узких оконца на серые стены падал лунный свет, под босыми ногами он ощутил простые доски, усеянные скорлупками желудей и обглоданными птичьими косточками. Само помещение было едва ли больше отцовского кабинета, но над головой сквозь густую пелену паутины Джекоб разглядел мощные балки и стропила крыши.

Где же это он очутился? Лунный свет изрисовал пятнами его руки и лицо, когда Джекоб подошел к окну. На корявом карнизе налипли окровавленные птичьи перья, а глубоко внизу виднелись обугленные стены и черные холмы, среди которых тускло мерцали два-три оброненных во тьму огонька. Он на крепостной башне. Куда подевались скопища домов и залитые светом улицы? Все, что было привычно и знакомо, как сквозь землю провалилось. А на звездном небе красовались сразу две луны, и та из них, что поменьше, отливала ржавчиной, словно древняя монета, пролежавшая много лет в земле.

Джекоб глянул в зеркало и увидел в нем страх, написанный на собственном лице. Однако чувство страха всегда ему нравилось. Оно манило в темные закоулки, за запретные двери, а главное – подальше от самого себя. Страху под силу заглушить даже тоску по отцу.

Дверей в серых стенах не обнаружилось, только тяжелый люк в полу. Открыв его, Джекоб увидел спускающийся во тьму остов сгоревшей лестницы, и на секунду ему померещилась внизу карабкающаяся по камням фигурка крохотного человечка. Но тут неясный шорох за спиной заставил его обернуться.

На него посыпались клочья паутины, и в тот же миг какая-то тварь с хрипатым рыком кинулась ему на загривок. Должно быть, зверек, пронеслось в голове. Однако острые зубы, готовые вцепиться ему в глотку, искаженная яростью мордочка – мертвенно-бледная кожа и глубокие борозды морщин – выдавали скорее обличье злобного старикашки. Он, правда, был гораздо меньше Джекоба и сухой, как кузнечик. Седые патлы до пояса, сотканная будто из паутины одежда… Джекоб схватил его за жесткую шею, однако желтые зубы успели вцепиться ему в руку. Вскрикнув от боли, Джекоб сбросил упыря с себя, но тот, хищно слизывая с губ кровь, уже изготовился к новому прыжку. Джекоб отпихнул его ногой и, пошатываясь, двинулся к зеркалу. Старичок-кровосос мгновенно вскочил, но Джекоб здоровой рукой уже прикрыл свое перепуганное лицо в зеркале. В тот же миг и злобный упырь, и серые стены сгинули, и он снова увидел в отражении за спиной отцовский письменный стол.

– Джеки?

Сквозь глухой гул крови в висках он едва расслышал голос младшего брата. Хватая ртом воздух, Джекоб отпрянул от зеркала.

– Джеки, это ты там?

Пряча окровавленную руку в рукаве, Джекоб открыл дверь.

Глаза Уилла были круглыми от страха. Наверно, опять страшный сон приснился. Младший братец. Уилл ходил за ним повсюду, как собачонка, и Джекоб защищал его, где и как мог, – и на школьном дворе, и в парке. Иногда даже прощая братцу, что мать больше любит именно его, младшенького.

– Мама говорит, нам сюда нельзя.

– С каких это пор я слушаю, что говорит мама? Но если проболтаешься, я больше никогда не возьму тебя в парк.

Уилл жадно пытался заглянуть мимо него в комнату, но покорно опустил голову, как только Джекоб прикрыл за собой дверь. Там, где он, Джекоб, безрассуден, Уилл осторожен, где он рвет и мечет, Уилл спокоен, где он любопытен, Уилл робок. Схватив Джекоба за руку, братик заметил кровь у него на пальцах и вопросительно поднял глаза, но Джекоб, ни слова не говоря, повел Уилла спать.

То, что открылось сегодня в зеркале, принадлежит только ему. Ему одному.

Солнце уже клонилось к стенам разрушенной крепости, но Уилл еще спал. Заснуть ему удалось далеко не сразу, слишком сильно донимали его боли все последние дни.