Анатолий Спесивцев - Казак из будущего. Нужен нам берег турецкий!

Беда пришла в семьи двух атаманов верховских городков. У одного, Сидора Глоткина, первенец оказался скорбен разумом, несмотря на возраст в пять лет, мальчик не говорил, пускал слюни и пачкал одежду. У другого, Романа Улеткина, единственный ребенок не то что ходить, сидеть не мог научиться. Лежал большей частью и молчал, если и открывал рот сам, то для плача. Даже есть без посторонней помощи не мог.

Одного взгляда на притащенных бедолаг, суровейшей зимой, в трескучие морозы, на немалое расстояние, Аркадию хватило, чтоб определить приблизительный диагноз каждому. Возможно, ошибочный, но где же взять специалиста для точного диагноза? Один был похож на дебила, хоть и мог оказаться больным чем-то с длинным латинским названием, а другой – скорее на пораженного тяжелейшей формой детского церебрального паралича. Это и в начале двадцать первого века не лечилось, а уж для не имевшего сколь-нибудь серьезных знаний по медицине попаданца в семнадцатом веке… Однако его старания объяснить собственное бессилие помочь их детям натолкнулись у атаманов на полное непонимание.

– Ты бабу от безумия вылечил? Значится, и наших детей лечи так же! У меня моя баба померла, когда его рожала, что ж, напрасно?! – возмущался Улеткин.

Все попытки растолковать невозможность излечения наталкивались на нежелание атаманов прислушиваться к его аргументам. Более того, уходить из дому и уводить свиту со двора они тоже не соглашались, пока он не выполнит их требования, как считали Глоткин и Улеткин, совершенно законные. Можно было бы посочувствовать несчастным родителям, если бы не их невероятная, как ее воспринял Аркадий, наглость. Уже минут через десять после начала спора атаманы начали ему угрожать. Ситуация опять стала обостряться, кое-кто уже начал хвататься за рукояти сабель, но тут расклад сил резко изменился. Появление азовского и верховного атаманов с большими, чем у задрыпанных городовых, свитами охладило накаленную до предела атмосферу. Лезть в схватку, в которой их заведомо порубят как капусту, прибывшие не хотели.

Впрочем, нетрудно было заметить, что и к Татаринову с Петровым прибывшие относятся без должного уважения. Но под давлением превосходящих сил верховцы отступили, выяснилось, что им есть у кого остановиться на ночь.

Приказав своим джурам и охране стрелять на поражение при попытке проникнуть во двор без разрешения в любых наглецов, Аркадий с Калуженином поехали к Татаринову. Пришлось им таки воспользоваться гостеприимством главного донского атамана в полной мере. И пообедать, и поужинать сразу. В этот раз пришлось много времени уделить не военным планам, а внутренней ситуации в области Войска Донского.

– Первый раз на меня здесь так нагло наезжают. Мне даже показалось, что не несчастные дети тому были причиной.

– Правильно ты понял. Дети стали поводом. Вылечил бы ты их, нашли бы повод придраться к чему-нибудь еще.

– Почему?! Я их в первый раз видел и ни разу о них даже не слышал!

– Сам знаешь, Аркадий, многие на Дону твоими нововведениями недовольны. Особенно это верховцев касаемо. Сильно там опасаются, что если разрешить здесь распашку земель, то явятся помещики и похолопят нас, казаков.

– А если не будем распахивать, то все равно явятся и земли себе отберут, я же вам рассказывал!

– Рассказывал ты нам, малому числу. Сам же говорил, что слишком многим знать о тебе правду нельзя. И правильно, теперь это ясно, сделал. Такие вещи лучше таить надобно.

– Правильно-то правильно, – согласился с Татариновым Петров. – Только как этим долб… объяснишь, что без своего хлебушка нам не выжить?

– Да с выращиваемого здесь они много больше разбогатеть бы могли! – удивился попаданец.

– Могли бы, – согласился Татаринов. – Только это ж надо голову напрягать, суетиться, выдумывать что-то. А сейчас им и думать ненадобно. Отсыпай и отливай от государева жалованья, и хлопот никаких нету. Вот посему чем дальше, тем больше кричат о нарушении вековечных обычаев. Раньше-то они на распределении государева жалованья сидели, хороший кусок с этого имели, теперь боятся потерять. А винят многие именно тебя, Москаля-чародея.

Атаман улыбнулся, хитро глянув на собеседника:

– Да… много о тебе слухов разных ходит. Сейчас иногда такое буровят, у меня, как у лягухи, глаза наружу вылазят.

– Ага, – поддержал разговор Осип Петров. – То он на черте ночью летает, турецкие секреты прямо во дворце султана выведывет, заодно его баб… – Атаман глянул на супругу Татаринова и, после заминки, подобрал соответствующий обстоятельствам синоним: – Хм… обихаживает. То в морскую свинью превращается, турецкие каторги портит…