Олег Львов - Проклятая рота

– Да мы не… – начал Пугало, но довести фразу до конца не успел.

То ли ошалевшие от страха перед эпидемией крестьяне решили, что нас словами не запугаешь, то ли у них просто не выдержали нервы. Тренькнула тетива, и стрела шлепнулась в пыль на обочине, а через мгновение плетень пополз в сторону, и вперед двинулись «ратники» с вилами и топорами. Рожи у них были решительные, а вот оружие держали так, как и положено сиволапому мужичью.

– Ах вы, козлы вонючие! – гаркнул Ярх, и меч оказался в его руке. – В драку? Научу я вас вежливости!

– Не лезь вперед, – сказал Пугало. – Еще коня поранят, что делать-то будем?

Мысль была разумная. Красноглазый, выпрыгнув из седла, ринулся в бой.

Я тоже потянул клинок из ножен, но не особенно решительно – схватки не хотелось. Немного чести «навешать люлей» такому врагу, и оставалась надежда, что Ярх справится сам.

Быстро стало ясно, что она оправдывается.

Он срубил наконечник вил с древка, врезал их хозяину локтем по физиономии. Пригнулся, уходя от удара топором, и ответным выпадом пропорол рубаху вместе со спрятанным под ней боком, причем сделал это так, чтобы не убить или не нанести серьезной раны.

Ярх пока развлекался, а крестьяне толпились вокруг него, махали оружием, пыхтели и спотыкались. Пугало взвешивал на ладони метательный нож, точно такой же, как тот, что остался у разбойников.

Мне оставалось лишь приглядывать за лошадью Ярха и смотреть по сторонам.

– Ну чего, довольно вам?! – крикнул красноглазый, когда уже третий крестьянин, зажимая рану, шлепнулся наземь и завопил дурным голосом.

Над плетнем поднялся юноша с луком, натянул тетиву, но спустить ее не успел.

– Не балуй, – сказал Пугало, и нож его оказался воткнутым в плечо незадачливого стрелка. Тот взвыл и исчез из виду.

– Хватит! – Пугало повысил голос, и этого оказалось достаточно, чтобы сиволапые вояки замерли. – Убирайтесь в свою деревню и сидите там, будто трусливые псы, поджавшие хвосты, а мы поедем дальше, и не бойтесь, даже не приблизимся к вашим хибарам!

Ого, а я и не знал, что он умеет произносить такие речи.

– Чего это не приблизимся? – Ярх с недовольством оглянулся. – Хотя да, воняет же… А ну пошли прочь! – он замахнулся, развернув меч плашмя, и крестьяне с гулом и топотом повалили обратно за плетень.

Последними удрали раненые, на поле боя остались вилы, рогатина и пара топоров.

– Еще выстрелят из-за угла, не в тебя, а в лошадь, и что тогда-то? – проговорил Пугало, вернувшись к своему обычному замогильному шепоту.

– Да понимаю я, сранство, – буркнул Ярх, возвращаясь к нам.

Он забрался верхом, и мы направились в объезд деревни – сначала полем, потом через рощу самых настоящих пальм, верхушки которых украшали уродливые бурые орехи.

Да, сегодня у нас прямо какой-то день обходных маневров.

Следующий поселок на нашем пути встретил странствующих наемников более дружелюбно – никто дорогу не преграждал, с оружием не бросался, и даже из луков обстрелять нас не пытались; но зато мы не видели ни единого живого существа, даже кошки или собаки.

Двери закрыты, в окнах ставни, в домах тишина, и всюду, на притолоках, на наличниках и на заборах развешены пучки пахучих трав и венки из бледно-голубых и алых цветов.

– На защиту Госпожи надеются, – сказал Пугало, когда я спросил, зачем это. – Может быть, и не зря.

После этой деревни местность стала более дикой, и мы встретили только один обоз, да и тот стоявший в стороне от дороги – телеги выстроили кругом, как у нас в роте, а внутри жгли костер, причем большой, судя по столбу дыма.

– И у них заболевшие есть, чтобы всю эту напасть боги себе в задницу затолкали, – пробормотал Ярх. – Так что не зря те сиволапые плетнями загородились, хотя зараза в любую щелку пролезть может. Помнишь, как было семь лет назад, когда мы у Белых Озер воевали?

– Как такое забыть, – Пугало покачал головой. – Такая же деревня, загороженная. Только внутри одни трупы, причем видно, что оставшиеся здоровыми убивали больных-то, резали соседей, родственников, друзей, а потом подхватывали эту мерзость сами, ну и…

Да, картинка, наверное, была та еще.

Ночевали мы вновь немного в стороне от дороги, не так далеко от жертвенника Зеленой Госпожи, и поскольку я заступил на вторую стражу, то обнаружил, что в темное время эта штука светится – столб изумрудного сияния поднимался метров на пятнадцать, так что его было видно даже от нашего бивака.