Олег Львов - Проклятая рота

На донесшийся из леса визгливый стон я не обратил внимания, но когда он повторился, я насторожился – это же голос грызца, а им пользуются разведчики Вихря! Часовые на этот звук внимания не обратили, привыкли, что такое постоянно раздается из чащи.

Еще через какое-то время я уловил шорох, а через миг жесткая ладонь зажал мне рот, и знакомый голос прошептал в ухо:

– Тихо. Свои.

Надо же, Игген! Меня пришли выручать!

Сердце забилось с бешеной силой, облегчение накатило горячей волной, и я чуть не засмеялся.

– Сейчас я тебя освобожу, только не дергайся, – продолжил он, и я ощутил холодное прикосновение ножа к запястьям. – Чем от тебя воняет, Рыжий? Неужели ты обоссался?

– От радости, когда тебя заметил, – ответил я и тут же прикусил губу, чтобы не вскрикнуть.

Освобожденные руки закололо так, словно они угодили в пасть хищнику с очень мелкими зубами. Я сумел перевернуться на живот и лечь на землю, хотя тело отозвалось на это движение вспышкой боли.

– Ползти сможешь? – спросил Игген.

– Сейчас, только очухаюсь немного.

Но когда я попробовал двигаться, отталкиваясь от земли, выяснилось, что мышцы меня не слушаются. Идти бы я, пожалуй, еще смог, но вот изобразить тихое передвижение по-пластунски оказался не в силах.

– Ясно. Лежи пока, – и Игген издал негромкий мелодичный свист, какой может произвести ночное насекомое.

Один из часовых глянул в сторону столбов.

Из леса в ответ прилетел вопль недовольного жизнью грызца, и тут же второй принесся с другой стороны дороги. Мгновение ничего не происходило, а затем за телегами поднялась суматоха – кто-то заорал, кто-то затопал сапожищами.

– Давай, – Игген помог мне подняться, и мы побежали прочь.

Точнее он побежал, а я заковылял, мечтая только об одном – не упасть.

Рядом оказался еще кто-то, я не сообразил, кто именно, и тут уж меня подхватили и практически потащили. По лицу задела ветка, я уловил запах листвы, попытался оглядеться, но увидел лишь очертания деревьев и мерцающие вверху, в просветах между листьями звезды.

Метров через сто меня отпустили, и я смог идти сам, морщась и кусая губы.

– Нормально? – спросил второй из моих освободителей, и я узнал голос – Хахаль.

– Ничего, – выдавил я. – Спасибо, парни, что пришли за мной… я уж не ждал.

– Проклятая рота своих не бросает, – ответили они в один голос и очень серьезно.

Когда впереди во мраке заворочалось нечто гигантское, я поначалу решил, что у меня начались галлюцинации, но только потом сообразил, что это Оо. Рядом с ним обнаружился Вихрь, еще кто-то, а также лошади. На спину одной из них меня поспешно и усадили.

Тут я вновь потерял сознание, но ненадолго, очнулся, врезавшись мордой в гриву скакуну. Попытался нащупать флягу там, где всегда возил ее, и только тут сообразил, что это не моя рыжая лошадка, что она осталась у тех засранцев под цветастым флагом.

– Пить есть у кого? – спросил я, и голос мой прозвучал очень слабо.

– Да, – кто-то протянул мне флягу, и я опустошил ее в один глоток.

Потом мы долго ехали, и я периодически отрубался, словно уплывал куда-то. Удивительно, как при этом не выпадал из седла, но тело мое, похоже, умело ездить верхом и без участия мозгов.

– Стоп, – сказал Вихрь где-то впереди, и я сообразил натянуть поводья.

Спешиваясь, я едва не упал, а сделав пару шагов, без сил опустился наземь.

– Костер, – приказал десятник, и пламя оказалось разожжено с удивительной быстротой.

– Давай раздевайся, – захлопотал подошедший ко мне Рапошан. – Посмотрим, что там… а штаны тебе вообще сменить надо, там у кого-то были запасные. Хахаль, у тебя?

От чужих прикосновений меня начала бить дрожь, зато голова стала горячей и большой, словно наполненный горячей водой воздушный шарик. Я позволил себя раздеть и уложить на расстеленное одеяло, затем в ход пошла резко пахнущая мазь, которой мазали мои ушибы.

– Нормально, вроде жить будешь, – сказал Рапошан, закончив этот медосмотр. – Жрать хочешь?

– Нет, – сказал я.

– Лучше поешь, – заметил подошедший к нам Вихрь.

Ну, раз командир приказывает, то мне остается только подчиняться, поэтому я спорить не стал и позволил накормить себя чем-то горячим, хотя вкуса не почувствовал и даже не понял, что ем. В брюхе стало приятно тяжело, боль немного ослабла, и сон обхватил меня мягкими черными ладонями.

Когда я проснулся, меня по-прежнему трясло, хотя и меньше, чем ночью.

Стояло раннее утро, между стволов плыли клубы серого тумана, лесные птицы прочищали глотки. Соратники мои сидели кружком и негромко переговаривались, переступали копытами лошади.