Александр Сапаров - Назад в юность

– Аня, почему ты плачешь? Ведь все хорошо.

– Сережа, это я от радости плачу. – И девочка снова захлюпала носом.

Но пока мы прогуливались до ее дома, слезы высохли, и мы, договорившись о следующей встрече, расстались.

Я возвращался домой, на душе было спокойно, и мне казалось, что я сегодня сделал то, что нужно.

Постепенно я вошел в ритм, и второй курс проходил незаметно; учеба, работа в больнице, корпение над учебниками, а также над книгами по психиатрии и психологии занимали большую часть времени. Я втянулся в работу старосты курса и уже быстро снимал все вопросы. Звание старосты имело и другие преимущества: меня знали все руководители кафедр и преподаватели, поэтому при решении каких-то проблем охотно шли навстречу. В общем, свободного времени почти не оставалось.

Но, несмотря на это, с Аней мы стали встречаться гораздо чаще. Да и сама она частенько заходила к нам и часами болтала с моими родными, что им очень нравилось.

Я по-прежнему занимался в кружке хирургов, но после моей травмы Аркадий Борисович как-то поостыл ко мне и ничем не выделял из других. Я планировал после второго курса покинуть кружок и вплотную заняться кардиологией.

Но зато передо мной открылся мир психиатрии. Когда я учился в ВМА, у нас это был довольно краткий курс, больше имеющий прикладное значение: лечение психических нарушений и травм, связанных с военными действиями, с действием оружия массового поражения, и тому подобное. Сейчас же я читал книги, которые студенты, не планирующие стать психиатрами, читать не будут. И за второй курс я прочитал почти все, что было в нашей библиотеке.

По мере того как вчитывался, начал вспоминать, что никогда за всю мою жизнь ко мне не подходили цыганские гадалки. Сколько раз я видел такую картину: на рынке решительным шагом ко мне направляется гадалка и вдруг, не дойдя несколько шагов, поворачивается и уходит. Я об этом не задумывался, хотя мои друзья порой со смешком говорили:

– Чуют, что от тебя ни копейки не получат.

Потом сколько раз в жизни, когда мне что-то было нужно от вышестоящего начальства, практически всегда удавалось убедить его в необходимости такого решения.

Моя вторая жена частенько по этому поводу говорила, что было бы неплохо, если бы эти способности я использовал на благо семьи. Но, к сожалению, использовать дар убеждения для себя у меня не получалось.

И поэтому слова Мессинга, засевшие в моей голове, становились все реальней. Я знал, что через семь лет он будет в Энске на гастролях, и думал, что, может быть, удастся расспросить его о предсказании. Но это еще так далеко в будущем. Тем более я видел, как от моего появления в прошлом все шире расходятся круги изменений этой реальности, и что будет через семь лет, я даже не в состоянии представить. Я никак не мог понять, к чему в том сне я видел Сталина в кабинете. Или это видение при общении со мной как-то передал Мессинг? Эти непонятные мистические штучки начали не на шутку волновать меня. Ведь каким-то образом я очутился здесь.

Потом я начал раздумывать о влюбленности Ани. Мне совсем не хотелось, чтобы эта влюбленность была просто следствием моего неосознанного внушения, и я все-таки надеялся, что это не так.

Тем временем второй курс был окончен. Как обычно, я сдавал весеннюю сессию на пятерки, и это никого уже не удивляло.

Аня тоже сдавала экзамены и регулярно информировала меня о своих успехах. В наши редкие встречи в эти горячие июньские денечки мы в основном говорили об экзаменах и об учебе. Если бы не я, то Аня вообще бы зубрила день и ночь. Поэтому мне приходилось почти силой вытаскивать ее из дома, чтобы немного проветриться. В день, когда она сдала на пятерку последний экзамен, я заявился к ним домой с букетом цветов, которые еще пришлось поискать. Радостная Аня, к моему удивлению, в отличие от Натальи Ивановны не обратила на них никакого внимания. Даже не посмотрев на маму с бабушкой, обменявшихся многозначительными взглядами, она повисла у меня на шее и затараторила:

– Видишь, Сережа, я уже тоже взрослая и тоже буду поступать в университет! Мы сможем вместе ходить на занятия. У нас через неделю выпускной, ты ведь придешь? Ну пообещай мне, пожалуйста!

Я уточнил у нее, когда это торжественное событие произойдет, и клятвенно заверил, что обязательно приду. После чего мы отправились на речку загорать.

Когда мы лежали на пляже, я отметил, что Аня – совсем не как в прошлые годы – не покрывается краской смущения, когда я слишком явно рассматриваю ее почти обнаженное тело, а, наоборот, старается повернуться так, чтобы быть в наиболее выгодном ракурсе. Я лежал под горячим солнцем и, закрыв глаза, думал о ней. Аня тихо лежала рядом, держа меня за руку. Где-то раздавался плеск воды, доносились веселые голоса, солнце желтым пятном просвечивало через сомкнутые веки. И в эту нирвану ворвался шепот Ани мне в ухо: