Андрей Величко - Наследник Петра. Кандидатский минимум

– Выходит, в данный момент Англия прячется за широкой спиной Ганновера? – уточнил тогда Сергей свое видение ситуации.

– Так оно и есть, – посмеявшись, подтвердил Христофор Антонович.

«А неплохо они придумали, – сообразил Новицкий. – Надо будет перенять прогрессивный опыт британцев. Вот, например, недавно вернувшийся Беринг открыл в море своего имени довольно большой остров Святого Лаврентия. Что мешает объявить эту землю королевством, а себя, соответственно, его королем? Там ведь даже какие-то аборигены живут, так что королевство будет самым настоящим. Мало ли где и по каким причинам лаврентьевское посольство окажется выгоднее российского! Пусть Россия при случае тоже сможет за кого-то спрятаться».

Однако все это было делом достаточно далекого будущего, а сейчас Нулин докладывал про художества англичан, творимые от имени Ганновера.

Они, оказывается, недавно начали шастать по кабакам, где поили русских матросов до полной отключки, а потом подсовывали на подпись бумагу, по которой их собутыльники вдруг оказывались завербованными в американские колонии.

Сергей уже далеко не первый день пребывал императором, так что мысли выразить возмущение по дипломатическим каналам у него даже не мелькнуло – все равно толку не будет. Вербуют, гады? Надо подумать, какую из этого можно извлечь пользу. А чтобы не страдали случайные люди, не помешает организовать нечто вроде особого патруля.

– Думается мне, Вася, что тебе не составит труда найти мужиков, сильно крепких в питии, – предположил царь, – таких, чтобы они сами могли споить кого угодно, оставаясь при этом в относительном сознании.

– Есть у меня на примете такие, государь.

– Вот, значит, пусть они посменно дежурят, вроде как в патруле. И как ганноверцы зайдут в какой-нибудь кабак, наши тут же мчатся туда и поят английских прихвостней до полного изумления. А потом вербуют на уральские заводы.

– За чей счет поят, государь?

– Разумеется, за мой. И то, что им самим придется выпить в процессе, тоже. Плюс я еще доплачу за вредность.

– Так ведь тогда в те патрули отбоя от желающих не будет!

– Вот и ладушки. Если наших будет много, а тех мало, то кто быстрее сопьется до потери человеческого облика? Но тебе, конечно, придется присмотреть, чтобы деньги тратились по делу, а то ведь могут и наврать, что пили с англичанами. Осилишь такое дело?

– Осилю, ваше величество. И еще – ты снова правым оказался, меня уже угощал в кабаке человечек из французского посольства. Правда, плохо, с деньгами у них сейчас совсем никак, шорникам и то задолжали. Ради такого случая даже продали басурмане лошадь, вот только, как мне говорили, ранее такой животины у них не было. Небось украли где-нибудь, с них станется. Мне же этот мужик, Шарля его зовут, обещал баронский титул за то, что буду я ему про тебя, государь, рассказывать, да про дела твои.

– И ты, разумеется, попросил время на раздумья.

– Конечно, это и ты мне говорил, да и сам я знаю, что не след соглашаться сразу, надо цену набить. Да и узнать, кто такой барон, тоже не помешает.

– Титул такой дворянский, один из самых низших. Фон Мантейфеля знаешь? Он, кажется, и есть барон.

– Да это же голь перекатная; он, поганец, в карты себе на жизнь зарабатывает! – впал в праведное возмущение Василий. – И пьет, холера, почитай каждый день. Меня, царского коменданта, значит, вот таким похабным образом прельстить захотели? Правду, выходит, про этих французов сказывают, что они от жадности даже лягушками, и то не брезгуют.

Не совсем так, но где-то близко, подумал император. При Людовике Четырнадцатом, «короле-солнце», французская разведка стала, пожалуй, лучшей в Европе, превзойдя даже английскую. Но на троне уже пятнадцать лет сидит его правнук Людовик Пятнадцатый. Этот, хоть ему недавно перевалило за двадцать, сам не правит, за него государственными делами пока занимается кардинал Флери.

Его преосвященство старается экономить на всем, чем только можно, уступая в скаредности лишь прусскому королю Фридриху, чей сын сейчас гостит в России. Понятное дело, что в таких условиях средств на разведку почти не выделяется. Но она по инерции продолжает оставаться вполне приличной, совсем же захиреет после смерти кардинала, когда бразды правления возьмут в свои прекрасные ручки любовницы Людовика во главе с маркизой де Помпадур. Тогда вся экономия накроется медным тазом, но средства потекут совсем не туда, куда надо. Впрочем, до этого остается еще больше десяти лет.