Олег Таругин - Перезагрузка. «Бывали хуже времена…»

Переступив через ноги трупа, сделал еще шаг. Стрелок-радист лежал на спине, сжимая в побелевших пальцах ППШ и глядя в небо уцелевшим глазом. Левым. Правого не было, только уродливое входное отверстие. Прелые листья и хвоя под головой уже потемнели, напитавшись кровью. Пуля или осколок, пойди теперь разбери. Наклонившись, десантник совершенно автоматически надвинул на лицо сползший набок танкошлем.

И наконец мехвод. Одессит Коля Балакин, единственный в этом мире… нет, не мире, а, скорее, времени, земляк. Лежит на боку, подтянув колени к груди, возле откинутой в сторону руки – его собственный ТТ. Балакин еще жив, но двинуться, похоже, не может. Только свирепо вращает глазами, пытаясь что-то сказать.

Кинувшись к товарищу, Дмитрий приподнял ставшее неожиданно тяжелым тело, привалил к себе:

– Коля, что? Куда попало?

Николай с трудом сфокусировал мутный взгляд на лице командира. Попытался улыбнуться – на губах пузырилась розовая пена. Наверняка, легкое пробито. Заговорил, выплевывая вместе с кровью короткие фразы:

– Прости, командир… фраернулись мы… хотели тихо подобраться, но фрицы засекли… думал, положили тебя… а Сашок молодец, первым успел шмальнуть…

– Молчи, тебе нельзя говорить, сейчас перевяжу и потащу.

– Херню говоришь, Дима… сам же понимаешь… не трать пакет, самому пригодится… документы только забери, не хочу безымянным лежать… и шпалер свой прибери, пригодится… встретимся еще…

– Что?! – опешил Захаров. – Где встретимся?

– А я знаю? Может, где-то и встретимся. Короче, прощай, лейтенант… наше вам с кисточкой…

Прошедший Афган, не раз хоронивший боевых друзей сержант, как ни странно, впервые видел, как умирают прямо у него на руках. Затасканный литературный штамп? Ага, именно так. Штамп. Затасканный. Вот только Балакин вдруг коротко судорожно вздохнул, широко распахнув невидящие уже глаза, – и умер.

Посидел с минуту, Дмитрий опустил товарищу веки и аккуратно, словно это имело хоть какое-то значение, опустил тело на землю.

Вот и все. Он остался один.

Посидев еще несколько минут и выкурив папиросу из найденного в кармане механика-водителя портсигара, решительно поднялся на ноги. Выжил – уже хорошо. А отомстить еще успеет. И насрать, игра это или не игра: теперь во всем происходящем появился хоть какой-то смысл. И месть тут ни при чем, конечно, неблагодарное это дело, а в том, чтоб доставить к нашим документы павших товарищей. А заодно и трофейные «зольдбухи» вкупе с таинственным портфелем.

Вполне нормальная цель, разве нет?..

Западная Сибирь, полигон «объекта 873», 1984 год (окончание)

– Итак, Сергей Владимирович, вот теперь мы можем спокойно поговорить. Располагайтесь поудобнее, беседа у нас, полагаю, окажется долгой. И от того, насколько вы поймете важность этого открытия и проникнетесь нашими проблемами, возможно, будет зависеть и дальнейшая судьба всего проекта. Ведь вы не просто так прилетели, верно? Я не силен в подобных делах, но думаю, кто-то на самом верху счел, что мы без особой пользы тратим народные деньги, однако, поверьте, это не так! Все материалы по «Проколу» я вам подготовлю перед возвращением, а пока? Возможно, у вас есть вопросы?

Акимов осторожно поставил на стол ополовиненную чашку с индийским чаем и кивнул. Вытащив из кармана пачку сигарет, вопросительно взглянул на Мякишева. Тот пожал плечами, выставив на стол простенькую пластмассовую пепельницу:

– Конечно, курите, какой вопрос! Хоть над нами и двадцать метров грунта и железобетона, с вентиляцией все в порядке. Правила, конечно, подобное запрещают, но не станешь же бесконечно бегать к лифтам и подниматься наверх, да и охрана против. Так что приходится злостно нарушать. Мы последние два года работали, что называется, на износ, поэтому лишать людей маленьких слабостей… Хотя это, конечно же, и вредит здоровью.

Собеседник закурил, пододвинув пачку Мякишеву. Сигареты оказались отнюдь не болгарскими и уж тем более не отечественными – самый настоящий идеологически не выдержанный «Кент» в длинной пачке-«сотке».

Никогда не куривший Мякишев, кандидат физико-математических наук, автор диссертации «Релятивистское понятие времени как фактора воздействия на…» и руководитель проекта «Прокол», удивленно вскинул брови:

– Ого. Настоящий «Кент»?

– Да бросьте вы, – вполне по-дружески усмехнулся московский гость. – Еще вверните что-то насчет тлетворного влияния Запада или вспомните слова киношного Шелленберга из «Семнадцати мгновений весны»! Согласен, подобные сигареты не продают в табачных ларьках, но это всего лишь курево – и не более того. А вы, я так понял, не курите?