Игорь Градов - «Хороший немец – мертвый немец». Чужая война

Макс смотрел на майора с недоумением — неужели тот не понимает, что несет откровенную чушь? У Германии не хватит ни сил, ни средств, ни людей, чтобы завоевать полмира, пусть даже с помощью европейских союзников и тех же японцев. Это бред, причем очень опасный! Но, похоже, майор искренне верил в то, о чем говорил. Он тоже был фанатиком в своем роде. И, пожалуй, почище доктора Геббельса…

К счастью, рассуждения майора о германской геополитике прервало появление фюрера. Гитлер быстрым шагом вошел в зал и одним коротким, энергичным кивком поприветствовал всех. Разговоры разом смолкли.

Фюрер был в скромном сером костюме, лацкан пиджака по обыкновению украшал красный круглый значок НСДАП со свастикой. Гитлера сопровождал Геббельс, также в штатском. Он нашел глазами Штольца и слегка кивнул — можно начинать. Засуетились чиновники, расставляя гостей и журналистов по местам, включился яркий свет, застрекотала кинокамера — Лени Рифеншталь начала съемку.

Макса и других офицеров выстроили в центре зала, Гитлер вышел вперед, адъютант, лощеный и прилизанный штурмбаннфюрер, встал за ним, держа на специальной подушечке приготовленные Железные кресты.

Фюрер обратился к гостям с небольшой речью. Он, разумеется, говорил не столько для них, сколько для собравшихся журналистов и дипломатов (собственно, для того их и пригласили). Гитлер произносил фразы громко, уверенно, напористо, его слова долетали до каждого в зале (акустика была великолепной):

— Наконец наступил тот великий миг, которого мы все так ждали. Несколько дней назад началось наступление на юге России. Оно, я уверен, определит исход Восточной кампании. Мы собрали все наши силы в кулак и нанесем по большевикам сокрушающий удар, который, несомненно, потрясет их до основания. Наши армии обрушат на них огонь и смерть, окружат и полностью уничтожат. Русские дивизии уже сейчас отступают, бегут и скоро окажутся далеко за Волгой. Не сомневаюсь, что летняя кампания завершится окончательным разгромом Красной Армии, а к осени мы прогоним ее жалкие остатки далеко за Уральские горы. Впереди нас ждет победа и только победа! Успех нынешнего наступления — это будущее Третьего рейха и всего мира! Наша победа больше, чем когда-либо, убедит остальные страны, что сопротивляться вермахту бесполезно и бессмысленно.

Гитлер на секунду прервался и обвел гостей сверкающими глазами. Все напряженно слушали, журналисты лихорадочно записывали речь в своих блокнотах, а Лени Рифеншталь снимала. Макс и другие офицеры стояли навытяжку и молча ждали продолжения. Фюрер бодро взмахнул правой рукой:

— Я хочу, чтобы вы запомнили этот миг. Сегодня мы чествуем наших героев — верных сынов Рейха, проливших кровь на полях далекой России. А в их лице славим несгибаемую волю немецкого солдата, его исключительный героизм и мужество. Эти офицеры завтра вернутся в свои части и продолжат нелегкий труд — будут защищать европейскую демократию от большевиков и освобождать восточных славян, а также другие народы России от ига евреев и комиссаров. Это трудная и очень опасная миссия, за которую им, возможно, придется заплатить самой дорогой ценой — своими жизнями. Поэтому самое малое, что я могу для них сделать, — это вручить награды, которые они, несомненно, заслужили. Надеюсь, наша молодежь будет брать с них пример, равняться на них, подражать им во всем, ибо нет ничего важнее того дела, которое они сейчас делают. Слава нашим храбрым воинам и спасителям Европы!

Все зааплодировали, Гитлер сделал знак адъютанту, и тот приблизился к нему. Фюрер пошел вдоль ряда офицеров, вручая каждому Железный крест. Наконец он приблизился к Максу. Взглянул на него и слегка улыбнулся — видимо, ему понравились выправка и безупречная арийская внешность молодого лейтенанта.

«Эх, пистолет бы сюда, — с тоской подумал Макс, — честное слово, пожертвовал бы жизнью, чтобы убить этого гада…» Но пистолета не было — пришлось сдать при входе в здание. И даже ножичка малейшего не имелось: охранники быстро и очень профессионально обыскали его, изъяв даже металлическую расческу — тоже ведь оружие, при определенной сноровке и умении.

Макса поразило, каким старым Гитлер выглядел вблизи. Ему было чуть больше пятидесяти лет, но под глазами уже образовались тяжелые мешки, скулы резко очертились, а глубокие морщины пересекли лоб. Если бы не приметная щеточка усов и характерные жесты, Макс, пожалуй, не узнал бы его. Правда, глаза Гитлера смотрели уверенно и ясно, а губы были плотно сжаты, выражая решительность и твердость.