Юрий Корчевский - Золото мертвых. Смута

Ведь у самозванца тоже опоры в войске нет, одна надежда на польские сабли. Ужель сообща, всем миром, две тысячи поляков не одолеем?

В комнату к Андрею без стука вошёл купец.

– Ты и мёртвого уговоришь. Будь по-твоему, согласен я! Вот тебе задаток, пять рублёв. – Купец протянул Андрею пять монет.

Теперь отказываться было поздно, и Андрей сгрёб монеты.

– Сказывай, где изба Ваньки-хромого.

– Да где и всегда стояла. По моей же улице, почти в конце. Ежели от меня направо повернуть, то предпоследний дом. Дальше бабка Лукерья живёт, глухая почти. А за ними – овраг.

– Собака у него есть?

– Нету. Он сам хуже любой собаки.

– Чем на жизнь промышляет?

– Никто не знает. Вроде попрошайничает у церкви, что на Варварке. Ещё говорят… – купец понизил голос, – …что к нему по ночам тёмные личности шастают.

– Он на самом деле хромой?

– Ну да. В детстве лошадь копытом ударила. Он ведь моложе меня, на моих глазах рос. Только выглядит старше, седины в волосах полно.

– Ты вот что, Наум. Постели мне в сарайчике матрац какой-нибудь, а сам запрись. Я ночью уйти могу.

– Так ты прямо сегодня решил… – Купец недоговорил.

– Не знаю, понаблюдать за ним надо. Представь, я к нему в избу ворвусь, а там шайка головорезов.

– Ужас!

– Вот я и о том же. Он один живёт?

– Как перст.

– Я прилягу, отдохну – ночь беспокойная будет. К ужину выйду. Ты супруге только ничего не говори.

– Как можно?

– И про матрац в сарае не забудь.

Купец ушёл.

Андрей проверил оба пистолета и нож. Пистолеты – на крайний случай, лучше всё втихую сделать, ножом. А от выстрела вся слободка проснётся. Он вздремнул немного и вышел в трапезную к ужину. Вёл себя, как обычно, а купец нервничал.

Когда начало темнеть, Андрей вышел на улицу – вроде как «до ветру», но на самом деле направился в сарай. Сейчас идти к дому Ваньки было рано, ещё не все спать улеглись – зачем внимание привлекать? Он услышал, как купец запер входную дверь, стукнув запором.

Постепенно жизнь в слободке стихала, и вскоре над ней нависла тишина. Пора.

Андрей поднялся с матраца, опоясался ремнём, проверил, как выходит из ножен нож, и сунул один из пистолетов за пояс. С собой взял пистолет разбойника, польский же оставил. По привычке попрыгал на месте – не бренчит ли чего?

Выйдя через калитку и прижимаясь к заборам, двинулся в конец улицы. Избы тут и вовсе завалящие пошли – покосившиеся, под соломенными крышами. Сразу видно – беднота живёт. Из одной избы пьяная разудалая песня слышится.

Он дошёл до последней избы и вернулся к предполагаемому жилью Ваньки-хромого. Тут даже заборов не было. Во дворе – щелявый сарай из горбыля.

В избе два небольших оконца, затянутых бычьим пузырём, – такие только в деревнях остались. В Первопрестольной даже у небогатых горожан в окнах слюда, а у купцов, дворян, зажиточных мастеровых – стекло.

Не отрывая подошв от земли, чтобы не наступить на ветку, щепку или глиняный черепок, Андрей приблизился к стене избы. Прижимаясь к ней, он приблизился к окошку. Оно тускло светилось – в комнате горела лучина. Слышался тихий разговор. Андрей понял, что Ванька не один и его собеседник – мужчина. Андрей почти приник к окну, стараясь услышать и понять, о чём идёт разговор. Собеседники были явно пьяненькие и не особо секретничали.

– Тебе трёх-четырёх крепких ребят надо и пару подвод.

– Зачем?

– А товар вывезти?

– На кой чёрт мне товар? Спалишься только с ним.

– Да ты что, босяк! Для чего тогда к купцу идти?

– За деньгами. Ты думаешь, он на последние гроши товар купил? Небось в укромном месте кубышка хранится.

– Так он тебе и показал! Наум скуп, не скажет ни в жисть!

– Я его и спрашивать не буду. Самого свяжу, при нём детей его попытаю – у него дети есть?

– А как же! Две дочери и сынишка.

– Какой родитель чад своих не любит? Сын – так и вовсе продолжатель дела, а поскольку младший, родителей досматривать будет. К нему и наследство перейдёт. Купец твой сына-то больше всех любит… Как ты думаешь, если я калёным железом пацана прижигать начну, скажет отец про кубышку?

– Ну и изверг ты, босяк!

– Э, сколько на мне крови… А мертвяков – так тех и не сосчитать.

– А с купцом да с его семьёй потом что будет?

– Известное дело – порежем и уйдём. Зачем нам видаки?

– Не по себе как-то. Ограбить, раздеть – это другое дело. А убить…

– Что, совесть заговорила? Ты вот двоих к купцу послал – куда они делись?

– А может, товар хапнули да ушли?