Андрей Валентинов - Нуар

Мишино «Слушаюсь, вашство!» я услыхал уже в сенях. С резким стуком захлопнулась дверь. Лавр Георгиевич толкнул меня в грудь, прямо к ближайшей стене, надвинулся, выставив вперед острую бородку:

– Пойдете под трибунал, прапорщик. Лично прослежу.

Помолчал, взглянул исподлобья.

– После взятия Екатеринодара… Сейчас каждый офицер в строю дорог, даже такой, как вы… Что в городе, ну?

Я оглянулся. В сенях пусто, чужих ушей нет. Это очень хорошо, другое плохо.

– Лавр Георгиевич! Я получил приказ лично от генерала Алексеева в присутствии генерала Романовского. Им мне и докладывать. Субординацию не я придумал, не обижайтесь.

На скуластом загорелом лице страшным огнем вспыхнули темные глаза. Попятился бы, да некуда, лопатки и так в стену уперлись.

– Обижаться?! Я вам что, Гравицкий, ин-сти-тут-ка? Да я вас…

Его рука метнулась к поясу, не то к плети, не то к кобуре. Замерла.

Опустилась.

Взгляд потух, неохотно шевельнулись губы.

– Все верно, прапорщик, хвалю. Однако Михаил Васильевич захворал, вечером ему совсем худо было. Он поручил мне побеседовать с вами. Могу дать слово.

– Уже дали, ваше высокопревосходительство.

Черт бы побрал этих вождей с вечной грызней! Иваны Ивановичи, Иваны Никифоровичи!.. Одно хорошо – Корнилов лгать не будет, не тот он человек. Значит, можно.

– Лавр Георгиевич! Комендант города Федор Золотарев согласен впустить в Екатеринодар наши войска. Хочет три миллиона, миллион – сразу, последний срок послезавтра.

Я немного подождал, ожидая вопросов. Не дождался. Короткая бородка нетерпеливо дернулась.

– Продолжайте!

– Золотарев – бандит, главарь шайки «Степные волки». С красным главкомом Автономовым и Сорокиным, его заместителем, на ножах, между их людьми уже были перестрелки. Хочет уйти побыстрее, потому и торопит. Обманывать ему не с руки, за сам факт переговоров его шлепнут, не раздумывая. Но чтобы успеть, надо посылать деньги прямо сегодня.

– Так…

Корнилов сорвал с головы папаху, вытер вспотевший лоб. Фуражку ему, что ли, подарить?

– Это все, Гравицкий?

Большего, кажется, не дождусь. Решать будут без меня, я всего лишь тайный гонец.

Ночной Меркурий.

– Не всё, ваше высокопревосходительство…

Продолжать совершенно не хотелось. Ни в одной из читанных мною книг ничего подобного не было. Значит, ложь? Но ложь тоже оставляет след, промолчать же я не имею права. Вдруг «здесь» это правда?

– Один из наших генералов ведет тайные переговоры с главкомом Автономовым.

И вновь захотелось вжаться в стенку. Страшный взгляд прожигал насквозь. Я сглотнул, набрал в грудь побольше воздуха.

– Автономов создает Народную армию, чтобы воевать с немцами. Этому генералу предложено главное командование. Согласия пока не дал, но обещал ответить сегодня или завтра. Ответ должна доставить в Екатеринодар сестра милосердия Ольга…

– Молчать! Ни слова больше!..

Бешеный шепот, запоздалые мурашки по коже. Я облегченно вздохнул. Фамилию называть не придется, хоть это благо. Лавр Георгиевич куда лучше меня знает здешний расклад, в том числе, чьей боевой подругой является скромная сестра милосердия из обоза.

Корнилов покачал головой, отвернулся. Молчал долго, тяжело, наконец махнул рукой.

– Все, Гравицкий, валите спать! Про трибунал напомните мне лично – после парада в Екатеринодаре. Не хотелось бы говорить такое молодому перспективному офицеру, но вам, Родион, самое место в банде, а не в армии. Утверждаю не сгоряча, а посему извиняться не стану. Катитесь!..

На крыльцо я вышел бодро, но на большее сил не хватило. Серая стена надвинулась, генеральской рукой толкнула в грудь. На какой-то миг мир предстал передо мной во всей своей мощи и красе. Тьма ушла, уступив место ослепительному белому огню, освещавшему Прошлое, Настоящее и Грядущее. Я стоял, держась рукой за стену – маленький, бессильный, жалкий. Ничего-то я не изменил, лишь подтолкнул крутящиеся не по моей воле колеса.

…Бандит Федор Золотарев впустит в Екатеринодар полк Казановича. Генерал, поклонник сестры милосердия, сделает вид, что ничего не заметил, и не двинет войска в прорыв.

Штурм сорвется. Корнилов погибнет.

«И никаких богов в помине, лишь только дело – бой кругом…»

Спать…

На часах было без десяти девять. Ричард Грай, зябко поведя плечами, поднял воротник плаща и без всякой надежды взглянул на небо. Ночь выдалась холодной, но и утро не принесло тепла. Низкие тучи закрыли солнце, от близкого моря дул сырой промозглый ветер. Вдобавок раскалывалась голова, затылок трещал, боль маленькими молоточками стучала в виски, напоминая о пустой коньячной бутылке на краю стола. Не без сожаления подумалось, что лет двадцать назад вчерашняя доза оставила бы только неприятную сухость во рту. Ничего не поделаешь, «As time goes by», как верно отмечено в бессмертной «Касабланке».