Сергей Извольский - Дикий мир. Колонисты

– Ну что, давай наконец знакомиться? – тихо спросила девушка Стаса.

– Давайте знакомиться, – услышав это, сказал Дим. – Дмитрий, это Станислав.

– Ольга… Ирина, – представившись, кивнула в сторону своей молоденькой спутницы красавица.

Дим-Дим тут же взял на себя роль души компании, балагуря и вино разливая, между делом раздавая комплименты. Темненькая Ирина зарделась сразу, это было заметно даже несмотря на ее загар и тусклый свет в помещениb, а вот Ольга только слегка улыбалась – привыкла.

– Мальчики, а вы чем занимаетесь? – спросила она, пригубив вино.

– Служа закону, служу народу, – резюмировал Дим свой род деятельности.

– Депутат, что ли? – хмыкнула Ольга.

– Не, полицейский.

– Писарем в офисе, – ответил Стас на вопросительный взгляд и вернул его, – а вы?

– Ира учится, а я книги пишу, – улыбнулась Ольга.

– Прикольно. Много книг уже написано?

– Пока ни одной. Но я стараюсь, – красавица обворожительно улыбнулась.

– А на жизнь чем зарабатываете? – поинтересовался Дим-Дим.

– Я слабая женщина, стараюсь таким не заниматься, – ответила Ольга, вытянув руку на отлете и рассматривая свой маникюр.

Лица у парней чуть вытянулись, но через некоторое время беседа вернулась в непринужденное русло.

Открыл глаза и ничего не увидел. Темнота. Тут же по коже холод пополз. Чувствую, что моргаю, а мрак перед глазами. Начиная паниковать, приподнялся и увидел слабые отблески света. Отпустило.

Откинул голову назад и опять закрыл глаза. Думать о чем-либо не было желания. Не совсем понимая, где нахожусь, потихоньку выплывал из беспамятства. Уже почувствовал, что кожа на ладонях и пальцах как задеревеневшая, и стоит лишь двинуть руками, как просто тупая боль в подживающих порезах, к которой привык, усилится.

Но если руками я мог и не шевелить, то дышать приходилось, и каждый вдох отдавался болью в ребрах. Некритично, но неприятно. Кроме этого, было холодно. Очень мерзко холодно, когда холод пробирает полностью, до костей. Руками все же пришлось пошевелить, пытаясь закутаться в одеяло. Сначала зашипел от боли в пальцах, потом заскулил тихонько от боли в расквашенных губах.

Закутываясь в одеяло, попробовал согнуть ноги в коленях. Лежал я на левом боку, согнулась только правая нога. Левая вообще не отреагировала. Я опять запаниковал и, уже не особо замечая боли, перевернулся на спину. Нога ниже колена как не своя, отлежал до такой степени, что вообще ее не ощущаю. Пока ворочался, краем меня догнали воспоминания. Последнее, что вспомнил, было мелькнувшее дерево с большим пластом земли на корнях.

Вспомнил все, но сейчас было немного не до этого – лежал на спине, не обращая внимания ни на холод, ни на боль, с дикой надеждой, что нога лишь затекла. Через пару долгих минут, которые сердце долбило грудь изнутри, пытаясь выскочить, с облегчением почувствовал боль в ноге от приливающей крови.

Расслаблялся недолго – пришлось сесть и начать массировать ногу, потому как боль стала совсем нестерпимой. Рядом со мной кто-то лежал, но на мои шевеления не реагировал. Зато отреагировала задница, причем неоригинально отреагировала, болью. Пришлось усесться боком, перенеся весь вес тела на правую ягодицу.

Справа, в коридоре, мелькали далекие отблески света, притом живого, как от костра. Глаза потихоньку начали различать в темноте, и я понял, что нахожусь в нашем перевернувшемся вагоне, в одном из пассажирских отсеков. Лежал я на матрасе, брошенном на пол, и укрыт был клетчатым одеялом. Рядом со мной было еще два человека. Перчатки, кстати, штурмовые, которые мне выделил Саня, до сих пор были на руках. Я поднял согнутые ладони на уровень лица. Не видно ни фига, но кожа на ладонях даже по ощущениям высохла. Попытался распрямить пальцы, не получилось. Когда понял, что зажившая кожа сейчас начнет рваться на краях всех порезов и ранок, остановился. Да и не надо пока особо, это так, на рефлексах. Многие ведь заживающие болячки ковыряют, непонятно для чего.

Хотелось опять откинуться обратно на матрас, свернуться калачиком, накрыться чем можно, ловя крохи тепла, и забыться во сне, но помешала жажда, сопровождаемая сушняком. И еще в сортир хотелось. Прямо как утром, совсем недавно.

Кряхтя, словно старый дед, я с трудом поднялся и, упираясь ладонями в стены, вышел в коридор. Источник живого огня оказался неожиданно близко, а казался далеким оттого, что пламя горело в буржуйке, и отсветов было очень мало. В коридоре, рядом с блестящей нержавейкой печкой, стоящей в пассажирском закутке, сидел Леха Николаич и закидывал дрова в маленькую круглую дверцу.