Михаил Тырин - Самоволка

– Да я ничего, я так… Мне домой хочется.

– И мне хочется, Степа.

– Ты же не любишь цивилизацию. Как ты там выживешь? За квартиру платить придется, за телефон, да и в супермаркетах очереди отстаивать.

– Не знаю еще, – шумно вздохнул Борис. – Хочу дом купить где-нибудь подальше от шума. Лодку моторную, удочки, мотоцикл. А разве нельзя жить так, чтобы поменьше касаться вашего суматошного уклада?

– Кажется, нет. Уклад сам тебя найдет, даже если спрячешься.

Между тем повозка миновала деревню, и дорога пошла вдоль каких-то безжизненных пустырей, где травинки едва пробивались на рыжих спрессованных кочках.

– Эй, глянь… – сказал Борис, чуть привстав. – Приехали, что ли?

Перед ними был, видимо, заброшенный карьер. Внизу блестела вода, а на берегах и склонах догнивали какие-то механизмы и унылые примитивные строения.

Здесь заканчивалась дорога. А у края обрыва двигались какие-то люди – с десяток всадников и пара упряжек с ездовыми. Похоже, все уже собирались уезжать.

– Вы немного опоздали. – Перед повозкой появился тот самый плечистый монах, который в первый день спрашивал про пистолет Амира. – Но это не беда. Светлейший Настоятель благословил вашу просьбу. И теперь вы можете исполнить заявленную волю…

Он кивнул в сторону откоса, засыпанного мелкими темными камнями. Потом свистнул, хлестнул плеткой лошадь, и вся компания выстроилась на дороге, покидая окраину карьера. Через минуту Степан и Борис остались одни.

– Ты что-нибудь понял? – поинтересовался Степан.

– Подожди, – необычно тихо проговорил Борис.

Он смотрел на склон. Там громоздилась ржавая машина – квадратный корпус примерно пятиметровой высоты, обломки транспортерного рукава, большая воронка сверху и раструб сбоку. На вид – то ли дробилка, то ли мешалка.

Под боковым раструбом лежала какая-то куча лохмотьев, ветер шевелил клочки ткани.

– Твою мать! – воскликнул Борис и, соскочив с повозки, помчался к этой куче.

Степан бросился за ним, уже догадываясь, что происходит.

– Это… это что? – запыхавшись, проговорил он. – Я правильно понял, что?..

– Да, черт возьми! – прорычал Борис. – Это гребаный Расул! Они пропустили его через дробилку!

Степан нерешительно приблизился, боясь увидеть неприятную картину. И он не ошибся.

Куча лохмотьев была человеческим телом. Неестественно вывернутые ноги, приплющенная голова с висящим глазным яблоком, белые осколки костей, торчащие из перебитых рук, – все это было еще живым, оно дрожало, булькало, хрипело, источало густую темную кровь.

– Степа… Степа, мы в жопе, – тихо проговорил Борис.

– Опять?

– Ладно, некогда плакать. В деревне есть врач, надо быстро тащить его туда. Черт, даже бинта нет. А ну-ка давай…

Борис взялся за край изодранной в клочья одежды.

– Какой врач, где ты будешь его искать? – запротестовал Степан. В эту минуту ничто не заставило бы его поверить, что этот испускающий дух кусок мяса можно как-то лечить.

– Меньше слов, Степа! Берись! – Борис чуть не плакал, он и сам понимал безнадежность своей затеи. – Там точно есть врач, я видел вымпел над воротами. Тащи!

Они донесли тело до повозки, оставив за собой дорожку из крупных кровяных клякс.

– Пошла! – Борис хорошо хлестнул лошадь и побежал рядом с повозкой. Степану оставалось только присоединиться.

Добрались быстро, минут за пять – семь. Борис указал на крепкий двухэтажный дом за высоким забором. В воротах и в самом деле болталась какая-то желтая тряпка.

На стук вышла немолодая опрятно одетая женщина.

– Лекарь занят с больными, – сообщила она, а потом взгляд упал на то, что ей привезли, и она едва не взвизгнула.

– Вот! – Борис протянул ладонь с золотыми монетами.

– Я сейчас открою ворота…

– Беги, договаривайся, – пробормотал Борис, когда они оказались во дворе. – Говори, что хочешь. Любые золотые горы сули. Я пока этот фарш в кучу собрать попытаюсь…

Степан поспешил за женщиной в фартуке. Они поднялись на второй этаж дома. За легкой двустворчатой дверью показалось большое и светлое помещение. Внутри были двое – один лежал на простом деревянном столе, второй стоял рядом, с каким-то тускло-блестящим инструментом в руках.

Вот этот второй совсем не походил на доктора. Скорее на кузнеца или слесаря. Или, может, продавца из мясной лавки. Затертый кожаный фартук, грубые узловатые руки, сальные пряди волос, падающие на плечи, – первое, что увидел Степан.

Потом он рассмотрел пациента, и его едва не вытошнило.