Оксана Гринберга: Королева. Выжить, чтобы не свихнуться

– Роджер, я не о том. Что говорят… во дворце?

Либо я свихнулась и сейчас в сумасшедшем доме… Если же нет, то, скорее всего, во дворце.

– У вас уже случались нервные приступы в Хэтфилде. Иногда распухали ноги и руки, как от водянки, и, бывало, вы неделю не вставали с постели. Я поспешил заверить сэра Уильяма Сесила…

– Это не был нервный приступ, – вздохнула я. – Меня пытались отравить. То, что выжила и говорю с вами, – это чудо. Но отравление не прошло бесследно.

Черт, страшно признаваться! Как он отреагирует?

– Я выжила, но память меня подводит. Надеюсь, в скором времени она ко мне вернется.

На это я даже не надеялась…

– Ваше величество, сэр Уильям Сесил, по разговорам, вызвал известного немецкого врача.

Я фыркнула. Хватит с меня местной медицины!

– Роджер, я бы хотела, чтобы вы были рядом в это сложное время, поддерживая меня, как и делали это прежде.

Он что-то растроганно пробормотал в знак согласия. Словно по наитию, я протянула ему руку. Мужчина бухнулся на колени и поцеловал мою кисть. Вернее, простое золотое кольцо, похожее на обручальное, что украшало безымянный палец. Это что еще такое?! Все, Лизка, допрыгалась! Неужели я замужем? Не может быть… Мне ведь казалось, что та самая королева умерла, так и не побывав в законном браке. Самое ужасное, я почти ничего не помнила об этой эпохе, так как история не была моим любимым предметом.

– Сколько я болела? – спросила у Роджера. – Какое сегодня число?

– С коронации прошло три дня, – ответил мужчина. – Сегодня – восемнадцатое января.

– Год?

Он помедлил с ответом. Ну что же, фигуры расставлены, ход сделан. Белая королева замерла на шахматной доске, признавшись, что у нее нелады с памятью. Пришел его черед выбирать, за кого играть. Надеюсь, Роджер встанет на мою сторону. Даже если разболтает остальным, с тазиками и документами, то сделает это деликатно и не вдаваясь в подробности. Потому что к ответному ходу противника, чуть не снявшего мою фигуру с поля, я еще не была готова.

– Одна тысяча пятьсот пятьдесят девятый от Рождества Христова, ваше величество.

Все-таки далеко меня закинуло. Четыреста с лишним лет!

– Елизавета, – поправила я. – Роджер, я бы хотела, чтобы вы подготовили книги, по которым мы занимались в… – Сейчас вспомню, он же говорил название! – В Хэтфилде. К тому же меня интересует история государства и право.

– Буду рад исполнить вашу просьбу, ва… Елизавета.

– Спасибо! А теперь, если вас не затруднит, почитайте мне немного, – попросила я, протягивая ему пустой бокал, чтобы он поставил на прикроватный столик. – Болезнь отняла все силы.

– Как угодно вашему величеству, – произнес мужчина. Кажется, просьба польстила ему не меньше, чем мольба о помощи. Роджер взял книгу. – С какого места вы бы хотели начать?

– С самого начала, – ответила я, устраиваясь поудобнее. – С самого начала!

Так и есть! Придется начинать с азов. Я собиралась выжить в чужом мире и в чужом теле. Кажется, в эпоху, в которую попала, любили рубить головы. Как бы свою не потерять, если поймут, что королева – самозванка.

– Науки – убежище от страха, – негромко произнес учитель, раскрывая книгу. Я хмыкнула. От страхов и душевных терзаний отлично помогала работа. Много работы, с раннего утра до позднего вечера. Частенько я выползала последней из банка вечером в пятницу, пугая взъерошенным видом охранников, чтобы первой поприветствовать их в субботу. А еще – теннис и кофе. Много кофе! Интересно, как в одна тысяча пятьсот пятьдесят девятом году обстоят дела с этими двумя позициями?

Тем временем мужчина раскрыл книгу, и полумрак комнаты наполнил певуче прекрасный древний язык. Я закрыла глаза, блаженно вытянулась в кровати, чуть ли не урча от удовольствия, потому что понимала все, все до последнего слова! Лежала и слушала. Затем плакала, скорбя о женщине, которая любила речи Демосфена, к постели которой Роджер Эшам принес «Илиаду». Плакала так долго, пока не заснула незаметно для себя.

Я проснулась, когда неяркое зимнее солнце уже пробивалось сквозь тяжелые ночные занавеси. Открыла глаза и наткнулась на внимательный взгляд Кэти Эшли, дожидавшейся моего пробуждения в кресле возле кровати. Это была темноволосая, слегка полноватая женщина с начавшим увядать, но все еще хранящим следы былой красоты лицом. Вряд ли бы кто дал ей больше пятидесяти.

– Дорогая моя! – воскликнула няня. – О, девочка моя!.. Хвала Господу! Ты пришла в себя!