Сергей Волков: Ренегаты

Полторыпятки – мой первый и единственный напарник. Пока ему не отстрелили полстопы, мы ходили в Центрум вдвоем, таская товар и переправляя людей. Теперь Жорка – мой агент. Он находит клиента, получает заказ, подписывает контракт и берет деньги, которые мы делим пятьдесят на пятьдесят. Я выполняю всю остальную работу. Это честно. На самом деле в бизнесе я ни хрена не понимаю, зато умею ходить туда, куда другие не пойдут никогда.

На моей памяти Центрум навечно успокоил столько любителей поживиться на дармовщинку, столько романтиков с учеными степенями, столько лихих парней, не боявшихся ни бога, ни черта, что хватило бы, чтобы укомплектовать целую пехотную дивизию. Он принял их, закружил, заморочил – и схарчил, не оставив даже костей.

И, похоже, удовлетворенный этой жертвенной гекатомбой, успокоился. Канули в Лету грандиозные битвы с аборигенами, жестокие войны контры за сферы влияния, остались в прошлом, стали легендами походы в чужие миры, бешеные заработки, дерзкие рейды к городам под носом у погранцов, прорывы орд кочевников и масштабные военные операции.

Как сказал один из наших недавних заказчиков, профессор в погонах по фамилии Кнопп: «Похоже, тут наступил “статус кво”».

Центрум действительно притих, но зуб даю – это затишье перед бурей. Сидят в мрачных оннельских лесах люди Старца, ведут свою неприметную войну с Клондалом джавальские бандиты, гоняют по ржавым рельсам поезда железнодорожники, звенит сталью Сурган, поют на заре гимны давно забытым богам в Цаде, поднимаются на высокие башни и читают будущее по звездам в Лорее, пашут землю и пасут скот аламейцы, а в далеком Краймаре вечерами в трактирах финансовые воротилы подсчитывают барыши. Погранцы – и те увеличились числом.

Впрочем, это как раз странно – одиночек, уперто пытающихся выцедить из Центрума безбедную старость, сильно поубавилось, гонять, крышевать и обирать некого, а на профи вроде нас с Полторыпятки где сядешь, там и слезешь.

…Я открываю Портал еще до рассвета. Проводник я так себе, банальный мануальщик. «Третий сорт – не брак», как говорили во времена моего детства в стране, которой больше нет. Портал у меня нестабильный, маленький, проходить через него приходится на карачках. Пару раз было, что он схлопывался, и меня выкидывало обратно. Неприятное это, скажу вам откровенно, ощущение – лететь вверх ногами на асфальт. Но в этот раз все проходит гладко. В нос бьет сухой, горячий воздух пустошей. Ну «вот я и в Хопре…».

Теперь нужно двигаться максимально быстро. Я могу открыть Портал только в одно место Центрума, на краю Сухих пустошей. Когда-то тут был поселок или город, но теперь все засыпано песком, и ветер свистит среди мертвых руин.

Избегая улиц, на которых можно нарваться на патрули, задами выбираюсь к барханам, пересекаю низинку и меняю направление. Вот и граница поселка. Каменные столбы, опутанные отполированной песком проволокой, покосились, от дозорных башен остались похожие на гнилые зубы остовы, с которых свисают обрывки проводов. Все вокруг заросло пустынником, бесцветником и местной разновидностью саксаула. Как эти растения существуют в здешнем безводном климате, мне непонятно, но год от года заросли все гуще и гуще.

У края заброшенной дороги торчит гранитный валун, покрытый буро-зеленым лишайником. Это – мой ориентир, «путеводный камень». Определяюсь с направлением, встаю спиной к валуну лицом на север и иду строго по азимуту к холмам. Продравшись через густой саксаульник, выхожу прямо к ложбинке между холмами. Тут можно уже не прятаться – погранцы сюда не заходят, больно глухое место. Сажусь на сухую землю, проверяю, хорошо ли затянуты шнурки на кроссовках, надежно ли закрыты клапаны рюкзака. Вроде все в порядке. Теперь обязательный ритуал – десяток слов, которые нужно сказать, а иначе мазы не будет:

– Здравствуй, Центрум-батюшка. Не сердись, я ненадолго. Только до Ржавых болот – и обратно.

Привычка разговаривать вслух, когда я на маршруте, – от нее уже никуда не денешься. Конечно, я не столько говорю, сколько шепчу, бормочу под нос – шуметь на пустошах вредно для здоровья. Но идти молчком тоже невыносимо. Одиночество угнетает, одиночество порождает страх, а страх – это прямой путь к панике, к суетливости и в конечном итоге – к смерти.

Прохожу мимо вросшего в землю остова паровой машины. Эту железяку я знаю хорошо, она стоит тут столько, сколько я хожу в Центрум, и наверняка стояла до этого еще лет сто. Собственно, от некогда огромного механизма остался только пробитый во многих местах котел, кривая труба и похожие на лапы чугунного кузнечика шатуны. Все остальное кто-то зачем-то растащил – то ли на металлолом, то ли для неких неизвестных мне нужд.