Роман Злотников - Кадры решают всё

Но стратегическим этот ход мог стать только в том случае, если уничтожить не столько материальную часть, ибо ее уничтожение выведет это соединение из строя на не слишком большой срок – месяц-два, максимум три, а самую основу этого соединения – в первую очередь пилотов и офицеров-управленцев, а также обслуживающий персонал – механиков, техников и так далее. Матчасть можно восстановить, а вот людей нужно учить годами, а то и десятилетиями. Во всяком случае, командование – совершенно точно. То есть если уничтожить людей, создать новое соединение, обладающее сравнимым с достигнутым в настоящий момент уровнем эффективности, немцы, с большой долей вероятности, не смогут до конца войны. Ибо она вряд ли продлится десятилетия…

Но, вследствие этого, вариант с ночным налетом на аэродром отпадал напрочь. Да, в случае ночной атаки аэродром, скорее всего, удастся захватить и быстрее, и легче, но вот потом рыскать по Быхову в поисках квартирующих там пилотов уже не будет ни времени, ни возможности. Тем более что кроме гарнизона на самом аэродроме, в Быхове также были расквартированы дополнительные силы, сопротивление которых в этом случае тоже придется как-то преодолевать. А за это время вполне успеет подойти и подмога: например, из Могилева, в котором также находились войска, до Быхова было всего около сорока километров. Так что задачка была еще та. Но решить ее было необходимо.

Причиной было то, что величина коэффициента воздействия на ситуацию в среднем временном коордонате вследствие уничтожения этого элитного соединения была вне конкуренции. Любое другое действие отставало по степени воздействия на ситуацию в средней перспективе во много раз. Да и в текущем, и в продолженном временных коордонатах оно также имело вполне значительный вес. Хотя в продолженном – скорее косвенный. То есть там больше учитывалось влияние на ситуацию тех советских пилотов, которых это соединение, в случае его уничтожения, не собьет в ближайшей и средней перспективе, и которые вследствие этого сумеют выжить, набраться опыта и заметно усилить защитные и ударные возможности советской авиации где-то через три-шесть месяцев. А вот в среднем коордонате это влияние оказывалось куда существеннее. Вплоть до того, что уничтожение этого соединения повысит непосредственные потери ударной авиации люфтваффе, что приведет к большим проблемам у немцев с изоляцией района боевых действий в данном секторе фронта. А это было одной из ключевых составляющих победной немецкой стратегии, которая тут именовалась термином «блицкриг».

По моим, пусть и крайне грубым, прикидкам выходило, что в случае уничтожения этого ягдгешвадера немцы должны были в скором времени замедлить свое продвижение не менее чем процентов на десять-пятнадцать от возможного и, в конечном итоге, сократить занятую ими территорию. Насколько – тут я уже назвать точную цифру не берусь, но никак не менее тех же десяти-пятнадцати процентов… Либо, если пределы продвижения у них уже определены и, фигурально выражаясь, «священны и нерушимы», увеличить потери для их достижения. Причем в этом случае потери увеличатся куда существеннее, чем на десять-пятнадцать процентов.

Короче, «надо брать». Оставался только вопрос – как? Ибо даже по соотношению живой силы мы уступали гарнизону авиабазы не менее чем в три раза. А если учитывать тяжелое оружие и бронетехнику… Совершенно понятно, что рассчитывать мы могли только на внезапность. Но и в этом случае мне предстояло сильно поломать голову над планированием.

– Но кое-что тоже накопали, – с несколько загадочным видом произнес Коломиец. И замолчал.

– И что же? – поощрил я его.

– Один из техников, которого привлекали к работам по уборке помещений, сумел разузнать, куда отправили комсостав летчиков, собранный на атакованном нами аэродроме.

– И куда же? – усмехнулся я.

– В лагерь, в котором собраны командиры.

Оп-па… а вот это уже было очень интересным. Но еще более интересным было то, что об этом заговорил представитель НКВД. Насколько я знал, отношение к побывавшим в плену здесь было о-очень негативным. Советский человек в плен попасть не может, поскольку обязан биться с врагами до последней капли крови. И никак иначе. Этот подход уже попортил мне изрядно крови в то время, когда разбирались с бойцами моего батальона после нашего выхода из немецкого тыла. Сами же помните, из кого он был сформирован…

Я думаю, арестов удалось избежать благодаря двум основным факторам. И мои действия с капитаном Бушмановым в оба этих фактора не входили, хотя помогли, это точно. Основными же являлись следующие: во-первых, подтвержденная высокая боевая эффективность батальона (авиаразведкой проверяли), и во-вторых, возникший сразу, а чуть погодя, вследствие моих действий и «вбросов» информации, применения методик обучения, управления и так далее, еще больше усилившийся интерес ко мне лично. И вот на этот интерес моя «подстава» капитана Бушманова сработала на все сто. Ну а там покатилось… Ну не укладывался я пока ни в один «реальный» вариант – ни во втирающегося в доверие шпиона, ни в эмигранта с внезапно воспылавшими патриотическими чувствами, ни в «интернационалиста», отчего-то скрывающего свои реальные имя, фамилию и происхождение, и уж тем более ни в обычного, пусть даже очень талантливого, выпускника местного пехотного училища.