Сергей Щипанов - По ту сторону

И тут некая мысль, подспудно сидевшая в глубинах сознания, озарила меня, подобно яркой вспышке.

– Послушай, друг, – обратилась я к «Овечкину со шрамом», – а вы когда родились, в каком году?

– На кой ляд тебе?! – удивился Ивашка. – То поповское занятие, лета счислять. Бог нам дни даёт, и ладно…

Вмешался Афоня:

– Э-э, глупой ты, Ивашка, аки щука на нересте, – и мне: – А год-то был, друже, семь тыщь семидесятый.

Он что, издевается?! Или… или… Неужто он допетровское летоисчисление использует?!

Я повернулась к капитану. Тот важным делом был занят: набивал табаком огромную – так мне представлялось – трубку.

– Сэр, – обратилась я к морскому волк, – what was the year of the Nativity of Christ?

Уж он-то, будучи европейцем, должен «счислять лета» от Рождества Христова.

– One thousand five hundred and eighty-two, – спокойно ответил капитан.

Внутренне я готова была услышать нечто подобное. И всё же. Трубным гласом небес прозвучал для меня ответ Роде.

«Тысяча пятьсот восемьдесят второй», – прошептала я обречённо.

Несмотря на всю абсурдность услышанного, я безоговорочно поверила этим людям, из которых кто-либо – чем чёрт не шутит, – быть может, является моим дальним предком.

Слово «ошеломить», как известно, буквально означает «ударить булавой (или иным тяжёлым предметом) по шлему». Именно такое было ощущение: меня ошеломили – огрели молотом. Но не по шлему, а по ничем не защищённой (бандана не в счёт), головушке.

Так и сидела, пришибленная невероятным, но очевидным фактом: я в прошлом! Во времени, отстающем от нашего на четыреста с лишним лет!

Как такое могло произойти? И что мне теперь делать? Ответа на эти исконно русские вопросы я не находила. Лишь одно знала: какая-то неведомая сила перенесла меня за отметку (на временной шкале) «четыреста лет до моего рождения». Не слабо, да?

Впрочем, и страха, как такового, не было. Ни страха, ни отчаяния – ничего. Это потом, наверное, стану кричать, плакать, биться в истерике, рвать на себе волосы и взывать к небесам; а пока я сидела и тупо смотрела на кружку, поставленную передо мной женщиной с пышными формами, как видно, хозяйкой «заведения». Затем столь же тупо глотала крепкий, как вино, напиток, не чувствуя вкуса. А вокруг царило кабацкое веселье: кто-то затягивал песню, остальные подхватывали, истерично хохотали пьяные путаны, подвыпившие мужчины стучали по столу кружками, требовали у хозяйки ещё пива…

Меня опять тронули за плечо.

– Слышь, Рысь тя спрашивает, чего, мол, давеча ты в карман сховал?

– Yes, – поддакнул капитан, – what have you got in your pocket? (Да, что там у тебя в кармане?)

Его телефон заинтересовал, ха-ха! Я едва сдержалась, не дав нервному смеху вырваться наружу. Дура, едва жизнью не поплатилась, защищая абсолютно бесполезную здесь игрушку. Мобильник в шестнадцатом веке – умора! Отдать, что ли? Возьми, мол, на память сувенир, капитан… Нет, нельзя, чужая вещь, и потом… а вдруг заработает?

Ничего глупее, конечно, чем надеяться на появление тут сотовой связи и придумать невозможно, а всё же… Нет, отдавать нельзя. Нужно найти отмазку.

– Талисман, – ответила я капитану, а для Ивашки добавила, – оберег.

Реакция «добра молодца» оказалась неожиданной: набычился, сделал страшные глаза, проскрежетал:

– Ты крещён ли, али язычник поганый, нехристь?!

Как хорошо, что ношу серебряный крестик на цепочке – достала из-за ворота рубахи, продемонстрировала собеседнику. Его настроение враз переменилось: если крест, стало быть, христианин, а то, что языческий оберег с собой носит – ну, так это дело личное.

Желая сменить тему, я стала расспрашивать: где мы находимся, в каком городе, стране? Пояснила: память, мол, от выпивки совсем отшибло (валить всё на «зелёного змия», это по-нашему, по-расейски). От братьев Рябовых внятного ответа добиться не удалось. Ивашка, тот отмахнулся – на кой? Афоня, хоть и был явно эрудированнее братца, затруднился правильно назвать город, выдав что-то типа «рига-мотя». Может, он столицу Латвии имел в виду? Пришлось обратиться к капитану.

– Региомонтум, – ответил Роде.

Яснее не стало. Хотя где-то, вроде бы слышала это название.

Пирушка продолжалась. Однако, как я заметила, капитан и его команда не расслаблялись, держали ухо востро. Роде даже извлёк из-за пояса и положил перед собой странный предмет, в коем я не без труда распознала пистолет. Огромный такой пистолетище, вроде тех, из которых на сцене стрелялись Ленский с Онегиным. Непростая, должно быть, жизнь у этих людей, ох, не простая!