Михаил Ахманов - Клим Драконоборец и Зона Смерти

Едва он ступил на помост, в зале грянуло: «Аве, цезарь!» Люди стояли по обе стороны возвышения, и Клим видел сотни обращенных к нему лиц, твердые черты мужчин, мерцающие женские глаза, улыбки юных девушек, блеск вплетенных в волосы драгоценных камней, мягкое колыхание одежд, перьев, прозрачных вуалей. Четыре царедворца шли перед ним и столько же позади. Двигались они неторопливо, чтобы собравшиеся могли рассмотреть короля далекой Хай Бории, победителя демонов, избавившего их землю от злобных чудовищ. Они шли в тишине, и Клима приветствовали лишь жестом рук, чертивших знаки Благого Господа. У синей завесы сановники расступились, пропуская Клима вперед, и когда он коснулся шелка, снова послышалось: «Аве, цезарь!»

Под этот клич он раздвинул занавес, вошел и замер на месте. Раскрыл рот, закрыл его, раскрыл снова и пробормотал:

– Мабака! Черт меня побери!

Седой старец, сидевший у стола, улыбнулся.

– Мабака, мой король? Я не знал, что ты говоришь на тангутском!

– Это единственное известное мне слово, – промолвил Клим, совладав с изумлением. – И оно, как я подозреваю, не из приличных.

Старик захохотал, по его лицу разбежались лучики морщин.

– Так и есть, так и есть! Совсем не из приличных! Но я, кажется, плохой хозяин. Садись поскорее к столу, налей вина себе и мне, и мы выпьем… выпьем… За что же?

– Во здравие хозяина, – сказал Клим.

– Мое здравие неизменно уже столько лет, что ты и представить не можешь. Выпьем лучше за то, чтобы путь твой был легким, чтобы не встретились тебе противные ветра, морские чудища и разбойники и чтобы добрался ты в свою землю в полном благополучии. Согласен?

Клим кивнул, и они выпили. Вино было терпким, густым и слегка кружило голову. Из-за занавеса доносился негромкий гул голосов, смех и звон посуды, – должно быть, знатные гости тоже приступили к трапезе. Иоанн ел с аппетитом, не забывая о вине, шутил, расспрашивал Клима о хайборийских обычаях и мельком обмолвился, что если Ашрам Абара, носитель семисвечника, захочет остаться в северных землях, то у него возражений нет. Клима это очень порадовало, в его голове тут же закрутились планы насчет давней задумки, Королевской Академии наук. Ашрам Абара был, без сомнения, мудрецом, а также человеком, повидавшим мир; объединить его с Дитбольдом, алхимиком Уненом и Бахлулом ибн Хурдаком, и для Академии есть уже четыре кадра.

За столом они просидели часа два, наслаждаясь непринужденной беседой и искусством дворцовых поваров. Затем Климу показалось, что пресвитер начинает уставать, ест и пьет без прежней охоты, а разговор прерывается паузами. Выпив за процветание Иундеи, Клим отодвинул тарелку, сполоснул пальцы в чаше с теплой водой и испросил разрешения удалиться. Очевидно, эта мысль была правильной. Не возразив, Иоанн осенил его знаком Благого Господа, пробормотал: «Да пребудет с тобой сила!» – и устало откинулся на спинку кресла.

Клим шагнул к синей завесе, расшитой золотом, остановился и бросил последний взгляд на великого пресвитера. Каким же запомнить его?.. Черноволосым юношей с гладкой кожей или седовласым старцем, чье лицо изрезали морщины?.. Он так и не справился с этим парадоксом, когда Иоанн внезапно произнес:

– Мне кажется, славный мой цезарь, что, появившись здесь, ты был удивлен. Хочешь спросить о чем-то? Что-то узнать?

– Нет, – ответил Клим. – В крепости Хванчкала я познакомился с мудрым чародеем по имени Мабахандула. Однажды он сказал: у каждого своя чаша с ядом, и заглядывать в нее не стоит.

Склонившись в глубоком поклоне, он повернулся и вышел.

И все же Клим лукавил, – любопытство мучило его. Что-то с пресвитером было не так; он вроде бы существовал вечно и даже в разных ипостасях, однако его присутствие в юдоли земной казалось эфемерным. Почему?

Знатные люди Иундеи разъехались на другой день, и дворец снова стал тихим и почти безлюдным. Слуги и сановники в белом скользили из зала в зал будто призраки, стараясь не нарушить тишину, цветники и сады опустели, и чудилось, что все это место накрыто пеплом давно минувших времен. В гавани Клима и его спутников ждал корабль Синдбада, готовый выйти в плавание на утренней заре. Нехитрый багаж путников был уложен и перенесен на судно, с хозяином дворца и владыкой этой страны Клим распрощался, и не было ничего, что оставалось тут, – ничего, кроме осколков хрустального шарика и темнокрылой бабочки. Но память о сне он уносил с собой.

В эту последнюю ночь Клим оставил свои покои, решив прогуляться в дворцовых садах. Он не заметил, когда к нему пристроился баюн – тотчас же у дверей башни или спустя три-четыре минуты и сотню шагов. Вдруг обнаружилось, что кот рядом, у правой его ноги; лапы ступают неслышно, уши торчком, и на морде задумчивое выражение.