Анатолий Дроздов - Непрощенные

Жизнь – штука странная. Когда последняя надежда растаяла, подведены итоги, ты отрешился и приготовился к неизбежному, судьба, словно насмехаясь, поступает наоборот. Будто напоминая: «Не тебе, козявке, решать!» Фронтовики такое вспоминали. Они тоже не надеялись выжить…

Вечером после переправы через Днепр они вышли в расположение стрелкового полка, вернее, его остатков. Командовал частью измотанный, небритый майор с красными от бессонницы глазами, однако, несмотря на непрезентабельный вид, службу он знал. Не повел бойцов днем по беззащитным от нападения немецкой авиации дорогам, а схоронил часть в лесу в ожидании темноты, не забыв выставить боевое охранение. Оно и задержало маленький отряд. В лесу за гостей взялся лейтенант-особист. Проверил документы, въедливо расспросил каждого, причем порознь. Поначалу Олег удивился такой прыти (мало ли окруженцев на дорогах, всех, что ли, так проверяют?), но потом сообразил. Их форма… Среди оборонявших Могилев частей танкистов не было.

Их рассказы особист выслушал недоверчиво. Крутил головой и хмыкал, особенно при описании боевых операций. Олегу надоела эта канитель.

– Можете запросить Москву! – сказал зло. – Прямо НКВД. Там о нас знают!

Олег блефовал. Его записку благополучно переправили в Москву, но читал ли ее кто там и какие выводы сделал, было неизвестно. Вполне могли и в урну выбросить. На фронтах положение хуже некуда, до него ли сейчас? Однако особист конкретно достал.

– Запрошу! – пообещал лейтенант. Тон его был зловещим. – Связь с армией у нас есть.

Особист разбудил Олега на рассвете. Грубо потряс за плечо и не повел глазом, когда танкист вскрикнул от боли.

– Москва подтвердила. – Лицо лейтенанта было хмурым. – Полку приказано найти пригодную для аэродрома площадку, выставить охранение и ждать самолета. Ночью вас заберут. И без того день потеряли, а тут еще вы… Километров пятьдесят могли бы пройти! Кто вы такие, черт бы вас побрал?!

Олег не ответил. Особист не стал настаивать и ушел. Полк снялся с бивака, осторожно, лесом, продвинулся на несколько километров и остановился у большой поляны. Периметр ее оцепили, бойцы стали расчищать будущий аэродром от кустарника, срезать кочки и засыпать рытвины. Олег этого не видел – сомлел в пути. На ухабистых, поросших корнями лесных дорогах телегу бросало из стороны в сторону, его растрясло. Очнулся он только при погрузке в самолет.

– Тяжелораненым места не хватает, – сказал стоявший рядом с носилками майор, – а твои, здоровые, полетят. Приказ… Умрут ведь люди!

Олег промолчал. Он прекрасно понимал незнакомого командира: тяжелораненые при выходе из окружения – обуза, а оставить их в деревне – обречь на смерть. Кто-нибудь да выдаст, а немцы пристрелят или пошлют своим ходом в лагерь для военнопленных, что, собственно, одно и то же. Был шанс эвакуировать, но нелегкая принесла странных танкистов. За их жизни заплатят другими. Война – вещь несправедливая.

– Хорошо хоть боеприпасы привезли. – Майор выплюнул окурок, махнул рукой и отошел.

В самолете Олега снова растрясло, очнулся он уже на госпитальной койке. Грудь укрывали бинты. «Прооперировали», – догадался Олег. Подошедший осмотреть его хирург это подтвердил.

– Повезло тебе, танкист! – сказал, убирая стетоскоп. – Пуля была на излете, воткнулась в легкое и осталась в нем, закупорив рану. Если б навылет, то внутреннее кровотечение – и все!

«Надолго ли хватит этого везения?» – Мысли после операции были мутными, тяжелыми.

– Возьмешь на память?

На ладони хирурга лежала почерневшая остроносая пуля. Олег покачал головой.

– Ну и правильно, – одобрил врач. – Нечего хлам собирать.

Сегодня ожидались гости. Это стало ясно с утра. Набежали медсестры и санитарки, его соседей по палате куда-то увезли, опустевшие койки застелили свежим бельем, самого Олега помыли, побрили и переодели в новенькую пижаму. Одна из медсестер долго и старательно причесывала его мокрые волосы. Сестричка была симпатичной, Олег ей подмигнул, та радостно заулыбалась в ответ. Затем, оглянувшись, склонилась, коснувшись мягкой грудью его бинтов, и провела ладошкой по его щеке.

– У вас тут крошки.

А у самой глаза лучатся смехом.

«Гляди ты! – удивился Олег. – Еще могу на девушек впечатление произвести».

Он попробовал приподняться и зашелся в кашле. Грудь словно сдавило стальным обручем. Девушка деловито промокнула губы, на которых выступила кровавая слюна, и поправила подушку.