Александр Зорич - Морпех – победитель магов

Но в итоге мы сошлись на том, что следует объединить наши усилия. И что начинать следует с кладки в дальнем левом от входа углу (для Таис это был, соответственно, дальний правый). Потому что там девушка простукиванием обнаружила пустоту, которую она считала весьма многообещающей для побега.

– Там может быть какой-то ход. Или вентиляция. Или канализация. В общем, есть за что бороться, – сказала Таис.

«Да уж, канализация особенно воодушевляет», – промолчал я.

Поскольку делать в тюрьме абсолютно нечего, побегом мы занялись со всей основательностью.

Вначале дядя Вова стоял на стреме, а я травил раствор лимонным соком. Затем мы менялись местами.

Кирпичи, которые удалось выковырять, мы тщательно очищали от раствора и ставили на место, чтобы не заметили тюремщики.

А когда лимонный сок заканчивался, нам ничего не оставалось, как устраивать вечера воспоминаний.

И надо сказать, что эти вечера с Таис прояснили для меня нашу с дядей Вовой ситуацию больше, чем все предшествующие пять недель!

– Вы думаете, почему я у Рихарда на первых ролях? Почему пираты меня уважают? Да потому что я уже три года здесь! Все успела изучить, ко всему приспособиться…

– Три года? – искренне удивились мы с дядей Вовой.

– Без одного месяца – почти три… Я, конечно, ни к чему такому не готовилась. Я просто записалась в экспедицию профессора Живцова, который планировал раскопки в пещерах Салалы…

Что такое «Салала» я по случайности помнил – привык рассматривать карты акватории предстоящего боевого похода. А вот дядя Вова такими мелочами себе голову не забивал.

– Салала? Что за зверь? – спросил он, вгоняя меня в краску (ну что за товарищ у меня? никакой эрудиции!). С другой стороны, именно товарищ подарил мне возможность щегольнуть перед Таис своими широчайшими – для морпеха – познаниями в географии.

– Это такой порт на юге Омана, вблизи от йеменской границы. Там рядом горы. Заповедник. Я читал, в тех местах когда-то жили древние люди, которые оставили кучу наскальных рисунков, всяких кладов, захоронений…

– Вы все правильно рассказываете! – горячо подхватила Таис, в ее голосе мне послышалась теплота. – А другие древние люди, не такие, конечно, древние, как те, которые оставили пещеры с петроглифами, построили в горах возле Салалы огромный храмовый комплекс. Среди специалистов он известен как Вторая Гробница Александра Македонского.

– Разве… разве Македонских было два? – спросил дядя Вова, не желая выпадать из нашей просвещенной дискуссии.

– Ну что вы! Александр Македонский был один! Если, конечно, мы говорим об одном и том же Александре, сыне македонского царя Филиппа II… Но Александр, великий завоеватель и покоритель Персии, был такой яркой личностью, что после его смерти сразу несколько частей его огромной империи захотели иметь у себя гробницу своего любимого повелителя. Это для того, чтобы оказывать умершему божеские почести…

– Вы, наверное, большой ученый, – сказал дядя Вова Таис уважительно.

– Ну что вы! Я простая аспирантка. По крайней мере, была… За те три года, что я тут изображаю Лару Крофт, меня, наверное, уже из аспирантуры выперли, – вздохнула Таис.

– Тогда, может, давай на «ты»? – сказал дядя Вова.

– Ну, давайте, – согласилась Таис. – Точнее, давай.

– Ты так интересно начала про Македонского, – тут же вцепился я в разрешенное «ты». – Так что там за история с гробницей?

– Если коротко, то науке известно несколько гробниц Александра Македонского. Их все успели разграбить по десятку раз… А ту, что в Салале, вроде как только открыли. Притом оказалось, что она практически нетронута. Соответственно, и ожиданий было – море… И спасибо нашему правительству, оно проплатило оманскому султану немалые деньги, чтобы экспедиция профессора Живцова получила право там порыться впереди всех!

– И даже впереди американцев?

– И даже американцев! Впрочем, американцы, по-моему, особо и не рвались. В отличие от англичан, которые прямо из штанов выпрыгивали… И вот, залезли мы в гробницу. Прошли там всякие подземелья. А потом случилось что-то… – голос Таис стал глуше. Даже такому олуху, как я, стало ясно, что, хотя прошло три года, эта травма для нее – по-прежнему травма.

– Что?

– Что-то очень странное. Какой-то желто-зеленый свет, флюоресценция… Свет как будто густой был, как масло… И я в нем утонула. И сразу же оказалась здесь, в этом мире.

– «Здесь» – это где? Ты сказала «в этом мире»? Разве это не тот же самый мир, что наш? – спросил я.