Яльсикар с трудом сам верил в то, что произносил, но это была такая же правда, как и то, что он сейчас стоял напротив человека, который был одновременно и мертв, и жив. Его темные глаза сурово сверлили собеседника, но где-то в середине груди уже застряло гадкое предчувствие: ему и хотелось, и не хотелось продолжать дискуссию. Казалось, Грей вот-вот скажет нечто важное для него, но совершенно необязательно это будет приятно услышать.
- В тебе словно излучение какое-то было, столько счастья и… куда все это делось? – немного тише осведомился Яльсикар, все еще надеясь, что дурацкое предчувствие не сбудется. Он сам не заметил, как стал дышать реже, ожидая ответа.
Грей наклонил голову, и обильные морщинки вокруг его глаз обозначились резче в тусклом свете местного солнца, осветившего лицо.
- Ты не забыл, Яльсикар, что меня убили? – очень тихо спросил он. – Ненависть этого человека, если бы ее можно было бы положить на весы, уравновесила бы любовь всех остальных. А, может, и перевесила бы.
Когда Яльсикар открыл рот, Люче сделал необычно резкий жест рукой, решительно пресекая новые возражения.
- Просто дослушай меня, - потребовал он, с яростью фанатика в глазах. – Это не бред сумасшедшего и не посттравматический синдром. Я вовсе не считаю, что мой убийца не несет самостоятельной ответственности за свой поступок. Я всего лишь говорю, что ответственность есть и на мне. Я стал жертвой убийства не случайно. Да, меня многие любили, но никто не любил меня больше, чем я сам.
Яльсикар снова попытался возразить – мол, что тут дурного, ведь всякий знает, кто не любит себя – вообще никого не любит. Но вновь открыв рот, натолкнулся на еще более яростный взгляд Грея и осекся.
- Я знаю все, что ты можешь мне возразить, и даже больше. Я думал об этом тридцать лет – поверь, у меня было предостаточно времени на размышления. По большому счету, делать здесь больше нечего.
Создатель мира презрительно махнул рукой в сторону города на горизонте и вздохнул, а затем продолжил, понизив голос почти до шепота:
- Так вот, я был самовлюблен. Это не то же самое, что объективно высокая самооценка, поверь, разница мне известна. Я был просто вне себя от восторга и упоения, от своего величия, способностей, возможностей. И даже не замечал этого. Мне все давалось легко тогда, и легче всего – любовь и внимание. Я перестал их ценить – и тоже не заметил, когда. Я дурно обходился с женщинами и искренне полагал, что я здесь ни при чем, если они страдают. Если они настолько несовершенны, что привязываются ко мне, как собачонки, ну так что ж? Пусть работают над собой - я так тогда рассуждал.
Я даже не замечал, как это было мерзко. Как это было жестоко. Я лишь немного усомнился, когда дело дошло до расставания с одной девушкой… ее звали Зарайа. Мне показалось, она была какой-то необычной. Но потом и у нее был такой преданный взгляд, а я… мне казалось, это скучно невыносимо. Я тогда не знал, что лишь мое эго – вот что по-настоящему скучно невыносимо. Знаешь, как я ее бросил? Я просто сказал за обедом, что вечером у меня свидание с другой.
- С Альбуменой, - сухо подсказал Яльсикар.
- Да. Сейчас, знаешь, мне даже не верится, что я мог быть таким… бездушным. А она даже не разозлилась, просто очень удивилась, а потом смутилась. Это было так типично – меня все женщины так сильно любили, что прощали мне и такое. И я знал почему: они все готовы на все, чтобы оставаться на моей орбите, вращаться вокруг меня, как вокруг солнца. Ты знаешь, я вот прямо в таких терминах и обозначал это все для себя – я был беспредельно циничен, я наслаждался манипулированием ими, и даже не осознавал этого. Вообще ничего не понимал.
Грей замолчал, а гадкий холодный пузырь в центре груди у Яльсикара взорвался, сообщая внутренностям какую-то неприятную вибрацию, вызывая тошноту. Его зрачки расширились, словно от боли. Он невольно вспомнил, как сам расстался с Джарой – с помощью нехитрых манипуляций заставил ее сделать все неприятное самой. Да еще чувствовать перед ним вину. Это было нечестно, трусливо и не по-мужски. Почему он так поступил с ней, ведь раньше он не стеснялся быть откровенным с женщинами и вести себя если не порядочно, то хотя бы честно? Раньше у него получалось если не быть хорошим, то хотя бы не проявлять жестокости.
Возможно, как раз потому, что ее он любил больше других, размышлял Яльсикар. Потому что злился на себя. Потому что был задет… ранен. Но это его нисколько не оправдывало.
Читать дальше