Александр Сапаров - Личный лекарь Грозного царя

Брянцев ушел в палаты, а мы с Борисом спустились вниз и, усевшись на коней, отправились к Хованским.

До усадьбы князя было не очень далеко. А уж по меркам моей первой жизни она была почти по соседству со мной. Но я привык, что сейчас расстояния измерялись совсем по-другому. Для этого надо было всего лишь несколько лет пожить без автотранспорта и современных дорог.

Через полчаса мы уже стучались в большие дубовые ворота. На вопрос охраны, кого там несет, Борис ответил:

– Боярин Щепотнев Сергий Аникитович в гости к вашему князю пожаловал.

За воротами засуетились, заскрипели засовы, и мы въехали в медленно открывающиеся ворота, за ними уже набегала любопытствующая дворня, несколько конюхов бросились к коням и повели их к коновязям.

Я же в сопровождении «знакомцев» медленно пошел к крыльцу, на которое уже вышел сам князь.

Андрей Петрович решил не ударить лицом в грязь, и на нем были надеты, по-моему, три шубы, все они были расстегнуты, чтобы мех, которым они подбиты, был виден всем. Под шубами виднелся изукрашенный пояс, висевший пониже живота. А шапка-горлатка была, наверно, высотой не меньше метра. Дороден и важен был князь.

«И как он только в сражениях шевелится?» – подумал я.

Мы с ним обменялись приветствиями, и он медленно и вальяжно повел меня в обеденный зал.

В это время мою охрану уже вели в людскую, где, как я надеялся, обедом их тоже накормят.

Меня и Бориса усадили за стол, а хозяин временно нас оставил, и пришел он уже в одном кафтане: шубы свое дело сделали. Зато изукрашенный драгоценными камнями пояс был на самом виду.

Открылась дверь, и в зал вошла его жена. Анфиса Петровна со времени операции практически не изменилась. Высокая стройная женщина с властным лицом составляла достойную пару князю. Она поклонилась нам малым поклоном, на что мы с Борисом вскочили и ответили ей большим обычаем. Слуги внесли большую ендову с вином и поставили рядом с Хованской. Андрей Петрович повернулся к нам, поклонился также большим обычаем и сказал:

– Радостно мне принять в доме моем гостя почетного, боярина Щепотнева, и сына боярского Кошкарова, прошу вас, гости дорогие, поцеловать жену мою Анфису.

Я несколько замешкался, но Борис был тут как тут.

– Наперед ты, Андрей Петрович, изволь поцеловать свою жену, Богом данную.

После лобзания супругов мы с Борисом с поклоном подошли к Хованской и символически расцеловались с ней, за что она нам налила по чарке вина. Потом мы еще немного попрепирались, кому первому пить. И когда все обычаи были соблюдены, мы наконец уселись за стол, уставленный медами, брагами и всевозможными закусками. А Хованская в сопровождении служанок удалилась в свои покои.

Князя любопытство так и разбирало, но он держался стойко, угощал нас яствами, слуги наливали чарки, но я тоже держался и ждал нужного момента. А вот в зал внесли круглые пироги, и вновь появилась хозяйка. Тут я встал и торжественно произнес:

– Андрей Петрович, прибыл я к тебе с целью единственной. Слыхал ты, наверно, что государь наш Иоанн Васильевич крестным отцом сыну моему новорожденному стать пожелал. А вот крестную мать поручил мне найти. А у меня немного знакомств имеется. И вспомнил я, что твою Анфису три года назад лечил. Знаю я, что жена она достойная, чтобы с государем нашим перед купелью стоять, посему прошу оказать мне честь великую и дать свое соизволение, чтобы стала она крестной матерью сыну моему.

Чего-чего, а такого предложения хозяева не ожидали, потому как из руки князя даже выпал ножик, которым он только что резал глухаря.

Еще бы, пришедший царский лекарь давал боярской семье неожиданный шанс на возвышение. Ведь Хованская станет кумой царя. Я почти видел, как в голове князя «крутились ролики и шарики», когда он обдумывал мою почтительную просьбу.

Пока Хованский сидел в раздумьях, подскочивший слуга ловко вытащил нож у него из-под ног, где его уже начала облизывать какая-то собака, и положил на стол.

Это действо как бы привело нашего хозяина к какому-то решению. Он приосанился и заговорил:

– Признаться, удивил ты меня, Сергий Аникитович, я уж обо всем, что только представить мог, передумал, все искал причину для твоего приезда. А до такого не додумался, хотя и знал о словах государя. Скажу я тебе, что хоть мы и не родня, но оказал ты нашему семейству услугу великую, и невместно нам просьбу твою не исполнить. Анфиса, – повернулся он к жене, которая как соляной столб стояла у стола, – слыхала, о чем боярин просит? Так вот решил я – быть по сему, станешь ты крестной у сына его.