Алексей Егоров - Обитаемые земли. Дилогия (СИ)

Щипцами жрец раздвинул края раны. Обнажилось бьющееся сердце жертвы. Каперед не понимал, как он все еще не умер и сохранял рассудок. Боль постепенно отступала, ощущение тела пропадало. Это могло быть наступлением смерти, но ясность рассудка пугала Капереда. Не может процесс умирания быть таким!

Ритуал еще не закончился, он не мог кончиться так быстро. Они не смешили, они хотели испытать удовольствие от процесса. Мефодон смотрел на обнажившуюся рану с плотоядной улыбкой. Он любовался разорванными краями, сокращающейся сердечной мышцей.

Подобное Мефодон видел много раз. Вид бьющегося сердца не был для него диковинкой, но каждый раз, смотря на этот источник жизни, сосредоточение души, он наслаждался. Власть не только над жизнью, но и над смертью, возбуждала его больше тех утех, которым предавались иные соплеменники.

Нет ничего слаще этого блюда. И сегодня он попробует нечто новое.

Мефодон принялся приговаривать:

— Не спеши, не торопись, — обращался он к жрецу и самому себе. — Растяни удовольствие, не увлекайся процессом, наблюдай и твори.

Прислужники жреца с вожделением смотрели на открытую, кровавую рану. Они не могли и надеяться испытать того, что испытывает их вождь. Они всего лишь рабы, низшие члены сообщества. Просто присутствовать при ритуале для них счастье, а касаться жертвы, ее горячего и живого тела — высшее наслаждение.

Жрец окунул руки в сосуд с жидкостью, а затем коснулся пальцами открытого сердца. Он ласкал мышцу, бывшую вместилищем души этого человека и по-своему наслаждался процессом.

Ритуал не требовал спешки, жертва не умрет на руках жреца. Отработанная схема сбоев не давала. Каперед молил, чтобы настало мгновение, когда его душа начнет покидать тело. Если бы не жестокость жреца, то перемещение душ закончилось давно.

Эта неспешность и повредила ритуал.

Каперед ощутил, как пелена небытия начинает засасывать его. Под ним словно отворились ворота, он рухнул в открывшуюся дверь. Прикосновение к небытию было легким, приятным. Все-таки это избавление, как от пытки, так и всех неудач прожитой жизни.

Тело рванулось вперед, попыталось выпутаться из цепких объятий бездны. Каперед не отдавал себе отчет, что происходит. Он двигался на волнах событий, не пытаясь вмешиваться в происходящее.

Ощущение от соприкосновения с вечностью — или смертью, было необычным. Каперед проанализировал это ощущение. Словно попадаешь в патоку, медленно погружаясь в нее. Сознание начинает разделяться, распадаясь на отдельные элементы. Личность дробится на простые составляющие: гнев, отчаяние, смирение, жажда, любопытство. Каперед поочередно касался каждой, наслаждаясь как приступами паники, так и холодным интересом к происходящему.

По волнам вечности порой проходила рябь. Словно от могучих ударов. Это немного нервировало, отвлекало от происходящего. Погружение от ударов замедлялось, отделение от тела происходило неравномерно.

Ровное погружение сменилось бессильным барахтаньем в зыбкой черноте.

Каперед обратил внутренний взгляд к этой бездне. Ничего пугающего там не обитало, никаких монстров, утягивающих умирающих на глубину. Просто небытие, забвение. Ну, это лучше чем то, что описывают жрецы. У каждого культа свои представления о конце; и жрецы стараются всячески запугать обывателей, чтобы стрясти с них больше подношений.

Наверху вспыхнул огонь. Каперед был ослеплен этой вспышкой, прорезавшей глубины небытия. Дна там не было и не могло быть. Души возвращаются в пустоту, которой порождены. Человек распадается на атомы, становясь пищей для будущего творения.

Каперед подумал, что нашел подтверждение теорий атомистов. Как жаль, что ему не удастся передать это знание на поверхность. Теперь оно потонет вместе с ним в пучине безвременья.

Свет наверху открыл больше пространства для духовного взора Капереда. Вокруг, как оказалось, растекались бескрайние поля пустоты. На их поверхность, как снежинки опускались чьи-то души. Их было множество, целый звездопад душ: сотни мелких лучистых существ, изредка падала одна большая звезда, взрываясь, при соприкосновении с вечностью.

Осколки сияния уходили на глубину, истаивая в пустоте. Даже самые горячие души не способны осветить бездну на всю глубину.

Источник света наверху начал приближаться. Он был ярче всех остальных осколков духа. Не из-за расстояния источник воспринимался огромным, здесь не существует расстояний. Далеко — оно вот здесь и там.