— Анфиса, тащите все сюда. — Пока помощница принесет многочисленные кастрюли, можно было сделать спинальную анестезию. — Готовьте все, как мы обговорили. Видите длинное узкое бюро.
— Снимайте свою рубашку. — Обратился Женька уже к хозяйке. — Подскочившая Мария Ивановна принялась помогать. — Теперь вставайте на стул и садитесь ко мне спиной на это застеленное простыней бюро, чтобы мне не стоять в три погибели. — Иглы Квинке не было, зато имелась длинная инъекционная игла. Куда делать укол Женька знал теоретически, но все когда-нибудь делают что-то в первый раз. Хорошо хоть, что его пациентка была худенькая и тонкокостная.
Вот чего было вдоволь, так это спирта. Анфиса приволокла огромную бутыль. Другого антисептика пока не было.
Саблин щедро помазал пациентку и тщательно протер собственные руки. Перчатки он решил одеть только перед разрезом. Игла могла бы быть и тоньше. Черт. Придется делать местное обезболивание. Больная сидела, нагнувшись вперед. Женька наметил нужную точку и стал постепенно вводить иглу. Привычная к внутривенным уколам рука чувствовала различную упругость тканей, которые прокалывала игла. Вот и долгожданное отсутствие сопротивления. Рука словно готова провалиться. Теперь можно достать мандрен. Есть. Потекла тягучая мутноватая жидкость. Осталось ввести анестетик, помазать ранку йодом и прилепить бактерицидный пластырь.
— Как вы себя чувствуете? — Голос Саблина не выдавал его ликования. Пока все шло нормально. — Ничего не болит?
— Пока нет.
— Тогда потихонечку поднимайте ноги и ложитесь на спину.
Под голову больной положили подушку, а верхнюю часть тела отгородили небольшой ширмочкой. В изголовье устроилась Мария Ивановна и принялась шептаться с пациенткой.
Началась подготовка операционного поля. Замелькала опасная бритва, щедро полился спирт.
Из кастрюль появились многочисленные простыни. — Так. — Женька мысленно хлопнул себя полбу. Как он мог забыть. — Не волнуйтесь, милая, сейчас почувствуете онемение нижней части туловища. Так и должно быть.
— Вроде и боль прошла. — Голос больной стал бодрее. — Так гораздо лучше, чем в прошлые разы.
— Чувствуете? — Саблин надавил на кожу острием скальпеля.
— Нет.
— Работаем.
Анфиса споро подожгла спиртовку. Тумба с аккуратно разложенными инструментами была под рукой.
Женька сделал поперечный разрез в области лобковой складки и тут же принялся прижигать кровящие сосуды. Затем апоневроз и раздвинуть мышечные волокна. Саблин не торопился. Здесь лучше все сделать аккуратно. По правде сказать, до этого момента у Женьки была лишь одна самостоятельно выполненная операция. Ну как самостоятельно. Во время банальной аппендэктомии ему ассистировал заведующий отделением. Какой-никакой, а опыт. Вот и брюшина. Анфиса, хоть и пыталась отводить взор, но импровизированные ранорасширители держала уверенно.
Женька сам, чтобы не отвлекать помощницу схватил полотенце и отодвинул скользкие петли кишечника. Завел руку и тут же наткнулся на раздувшуюся трубу. Очень осторожно молодой хирург вывел видоизмененный участок в рану, затем сцапал Кохера и пережал брызжейку.
— Вроде все. — Женьке хотелось вытереть пот. Он подцепил корнцангом шарик и промокнул лоб.
Сохранить трубу Саблин и не думал пытаться. Не с его квалификацией. Сейчас только тубэктомия. Помня, что поспешность нужна только при ловле блох, вынужденный гинеколог послойно выходил из раны. Теперь смазать йодом и наклеить повязку.
Устало вздохнув, Женька только сейчас понял, как нелепо они выглядят с Анфисой. Оба в просторных ночных рубашках с закатанными рукавами. Подпоясаны полотенцами, на головах косынки, вместо хирургических масок нелепые повязки.
Пока медики сворачивали свою импровизированную операционную, Мария Ивановна продолжала тихо беседовать с пациенткой, уже не отвлекая ту от ненужных переживаний, а перейдя к деловому разговору.
— Я думаю, — говорила Софья Генриховна, поправляя подушку и ласково улыбаясь Марии Ивановне, демонстрируя свое к ней отношение — что счастие моего брата будет обеспечено. Как я, право, ценю его невесту, хотя никогда не видела. — Еще недавно скорбно сжатые губы разошлись в улыбке.
— Восхищаюсь вашей бесконечной добротой. — Никто бы не заподозрил Марью Ивановну в неискренности. — Потратить большую часть семейных драгоценностей на выкуп векселей племянника мужа. Это благородно.
— Ах, оставьте. Я и так болела душой за этого негодяя. — Софья Генриховна кинула взгляд на склонённую голову доктора. Слова «все благополучно завершилось» и спокойный голос доктора наполнили ее сердце радостью. — Я хотела серьезно с вами говорить. Заходите послезавтра к обеду.
Читать дальше