Того, что наговорил мне сейчас свекор, в прежние времена было бы поводом для серьезнейшего скандала. Сейчас предположения меня задевали, ранили, заставляли сетовать на несправедливость упреков и… глотать слезы, мысленно жалуясь всему свету на несправедливость.
— Прости, — прозвучало вновь.
Я тихо вздохнула: слова и ничего больше. Было мгновение, когда я почти поверила, что лед способен растаять, но оно уже ушло.
— Ордо тебе верит, — не дождавшись моего ответа, медик заговорил сам; на этот раз медленно и аккуратно подбирая каждое слово. — Не знаю, что ты ему посулила. Но сегодня впервые за много дней он не срывает зло на окружающих, не глушит кофе литрами и почти не курит. Это значит, что у него хорошее настроение. Редкое событие. Чем ты его обрадовала?
Распахнув глаза, я сонно посмотрела на медика, прежде чем ответить:
— Спроси у Аториса. Я устала.
Свекор тихо вздохнул, остановился, а потом снова принялся измерять шагами комнату.
— Дуешься. Ладно. После вашей беседы Аторис отменил все, запланированные ранее встречи, и назначил несколько новых. Кстати, некий Арвид Эль-Эмрана сегодня тоже посетил резиденцию, между делом торговец заглянул ко мне в лазарет и передал весточку от коллег с Ирдала.
Приблизившись к кровати и остановившись, свекор посмотрел долгим взглядом мне в лицо. Выдержав длинную паузу, он тихо проговорил:
— Я, конечно, могу забыть о том, зачем он заходил, и откуда вас обоих принесло на Рэну. Эль-Эмрана производит впечатление порядочного человека, и я не желаю осложнять ему жизнь. В отличие от тебя, он не юлил. Просил не распространяться и только. Именно он дал мне план твоего лечения, вместе со списком рекомендуемых лекарств и необходимых процедур. Более того, по его распоряжению в резиденцию доставили твой багаж.
— Бездна! — прошипела я, чувствуя как от злости меня начинает колотить крупной дрожью.
Вот клятый торгаш! Кто его просил распускать язык? И подарки присылать его не просили тоже!
— Спасибо бы ему лучше сказала, — бросил медик, заметив, как меня трясет и корежит. — Я чуть голову не сломал, чем тебя лечить, а в багаже нашлись лекарства: как лигийские, так и произведенные на Раст-эн-Хейм. А еще очень редкие и специфические медикаменты Разведки, из разряда тех, которые способны поднять даже труп. Почти труп.
Пройдя по комнате, Вероэс остановился около стола, достал из выдвижного ящика упаковку, и, вернувшись к кровати, показал мне оставшиеся в гнездах три полных ампулы желтовато-горчичного цвета. Только три из пяти.
— Знаешь, что это? — проговорил он, стараясь держать себя в руках. Но его голос срывался, взволнованно дрожал, и я не могла понять, злость это или беспокойство заставляют старика так сильно нервничать.
Я не разбиралась в медикаментах, но посмотрев на свекра отметила, что ампулы он держал так, как держат ядовитую змею, боясь ее потревожить.
— Не знаю, — сорвалось с губ почти стоном.
В голове стучало, словно кто-то отбивал ритм прямо по костям черепа, вновь кружилась голова, а к горлу подкатила дурнота. И все это вместе с невероятной слабостью, не позволявшей даже пошевелиться, превращало разговор в немыслимой жестокости пытку.
Мне было плохо. Так плохо, как никогда в жизни еще не бывало. Наверное, я сравнялась цветом кожи с белоснежным накрахмаленным бельем на постели. Потому что медик уронил ампулы на кровать, и, метнувшись к столу, достал какие-то медикаменты, затолкал их в инъектор и, вернувшись, нацепил мне его на запястье.
Присев на край кровати он время от времени бросал на меня обеспокоенные взгляды и молчал.
Кожу под инъектором слегка пощипывало, постепенно лекарства начинали действовать: понемногу теплели кисти рук, дрожь отступала, какофония в голове становилась тише. Облизнув губы и окончательно придя в себя, я спросила:
— Что это было?
Вероэс пожал плечами, криво усмехнулся, подобрал желтоватые ампулы, сгорбился и, повертев их в руках, ответил, избегая смотреть мне в лицо:
— Один из побочных эффектов стимулятора, — протянул невесело. — Я полагаю, без него тебе бы силенок не хватило перенести полет. Но после трансплантации применять подобные препараты очень опасно. Можно полностью исчерпать все резервы организма и умереть. Тебе жить надоело? Знаешь, Фори, я уже успел выстроить гипотезу о том, что ты — смертница.
От похоронной серьезности его голоса у меня мурашки побежали по коже. Ледяная лапа страха коснулась спины и погладила кожу вдоль позвоночника — от шеи до копчика. Запоздалое раскаяние растеклось по щекам жаркой волной стыда.
Читать дальше