Ратибор Степанов - Призма 1 (СИ)

— Когда-то, очень давно, мы совершили ошибку, недооценили земные реалии. Возможно, переоценили человека. Волшебники запретили людям в общинах убивать преступников — убийц, насильников, воров и грабителей. Преступников стали отселять, выводить из рода. Те стали жить отселенцами-отщепенцами, превратившись в выродков. Со временем выродков становилось все больше и больше, они плодились и через какое-то время их стало так много, что они стали диктовать свои условия соседям, живущим в общине. Ведь они были лишены любых моральных и нравственных норм — были жестоки, лживы, беспринципны и сильны. Через какое-то время они подчинили окружающих простых общинников. И это происходило по всему Земному миру. Земной мир начал жить по другим законам, пошел по другому пути развития. И путь этот завел в тупик. Тогда, давно, предложили не уничтожать преступников, быть «добрее», маги. Волшебники не поняли всей таящейся опасности для Земного мира, для людей. Ведь не уничтожая жестоких преступников они считали, что поступают правильно, милосердно. Я много думал об этом, правильно ли поступили тогда волшебники. Возможно, неправильно, маги оказались хитрее и дальновиднее. Но я считаю, что правильно поступил, не превратив тебя в лягушку. Ты тогда попался в первый раз, а любой человек, даже преступник, должен иметь шанс. Каждый может оступиться. Добро победит зло, даже если для победы придется быть жестким. Но не жестоким. Не может мир долго существовать без Света, Добра, Красоты, Любви. Не сможет! А таких как ты, мне просто жаль. Ты так и не смог выбраться из своего ограниченного, жалкого и низменного мирка. Я сейчас умру, но, надеюсь, моя душа отправится в вышние миры, будет свободной и вернется в Истинный Свет. А ты? Ты даже не понимаешь, как ты живешь, ничтожный и жалкий, по сути, — Росвен смотрел в глаза Галмура и видел, как эмоции захлестывают злодея. Сначала в глазах Галмура читалась ярость, которая сменилась затем страхом, затем на какую-то секунду промелькнуло выражение вины, тут же сменившееся на раздражение, опасливое недовольство.

— Тебе меня жаль, хе-хе-хе! Посмотрим, как ты сейчас запоешь, — глаза Галмура постепенно наполнялись злобой и яростью. Его начало потрясывать от нетерпения. Все его чувства и эмоции поглотились одним только стремлением приносить боль и страдание, получая от этого все большее удовольствие. Он ни в ком уже не видел живых созданий, они были для него неодушевленными предметами, хотя и это не имело значения. Галмур лишился милосердия и сострадания, лишился души, превратившись в зверя, не в того лесного хищника, а гораздо хуже. Он превращался в существо, тень Человека.

Галмур, с кривой улыбкой на лице (в искаженной душе и тело было ее отражением), поднес пылающий факел к оголенным ногам, спине, плечам волшебника. Боль была такая нестерпимая, что Росвен не смог сдержать стона и не выдержав болевого шока, потерял сознание.

— Ну что, тебе по прежнему жалко меня? — Галмур с остервенением тыкал и тыкал в Росвена факелом. — Сейчас я просмолю эту тряпку и ею обвяжу тебя. А затем подожгу, посмотрим, как ты заживо сгоришь, послушаем твои крики. Галмур совсем потерял голову, выпученные глаза его налились кровью, лицо покрылось потом от возбуждения и чрезмерного усердия. Тяжело дыша, усталый он отошел от скамьи.

— Готовь, Зотирак, принцессу. Кляп не вытаскивай, а то будет вопить, как свинья. Затем просмоли эти тряпки для волшебника. Я хочу его поджарить.

Зотирак был отвратительным потным толстяком с маленькими услужливыми глазками-пуговками. Он знал, что пленных нужно доставить живыми, но побоялся сейчас напомнить Галмуру об этом. Да и природная ненависть ко всем подсказывала ему, что такая провинность старшего перед Магмором ему даром не пройдет. А там, глядишь, и его заметят. Поэтому он только услужливо засуетился и захихикал.

— А мне, командир, можно будет после тебя? Уж очень хочется помять настоящую принцесску, — Зотирак аж вспотел от ожидания и предчувствия.

— Можно, и тебе, и остальных со двора позовешь потом, Помните мою доброту, — Галмур осклабился в звериной ухмылке и направился к Принцессе. Та, связанная, с кляпом во рту, извивалась на скамейке. Веревки до крови врезались ей в нежную кожу. От гнева, ненависти и бессилия она едва могла дышать.

— Ну что, милая, ты что-то хочешь мне сказать? — Галмур вновь осклабился. — Что хочешь сказать, что я тебе понравился. Сейчас я освобожу тебе рот и можешь меня поумолять, — Галмур наклонился над Алесией, освобождая ее рот от кляпа. Принцесса, теряя сознание, от пахнувшего запаха пота и собственного бессилия, изо всех оставшихся сил укусила бандита за руку.