Максим Бугаёв - Стальной Апостол (СИ)

- Ты слышишь меня? Эй, мужик!

Нет, ну что за люди такие? И полежать человеку спокойно не дадут. Я отмахнулся от вопроса как от назойливой мухи и не стал спешить с ответом, мне было лень реагировать на какого-там неизвестного мне назойливого хама. Я продолжал прислушиваться к себе и к своим ощущениям.

Голова гудела, словно внутри били звуковые вибрации после удара колокола. Глаза открывать не хотелось вообще, словно в организме работал защитный механизм. Казалось, что стоит раскрыть глаза и меня тут же стошнит. Откуда взялась эта мысль, не знаю, но в её достоверности я не сомневался ни на секунду. Да и с чего раскрывать глаза? На что там смотреть? С меня хватило и того малинового неба, которое я видел, а увидеть говорившего со мной хама - тоже удовольствие весьма сомнительное. Хорошо было, что я лежал, напрягаться совсем не хотелось. Гадское состояние: тошнит, голова раскалывается, тело всё ватное. Ни рук, ни ног не чувствую совсем. Словно накачали меня пойлом. Я что вчера надрался как собака? Вполне рабочая версия, я такой, я могу. Не часто, не злоупотребляю этим делом, но если доходит до этого, то и есть что вспомнить, но нет что детям рассказать. Как есть, все симптомы похмелья, - чугунный кочан на плечах, просто невозможно его оторвать от песка. Да в придачу ещё и сырого песка, неприятного такого. Стоп! Какого ещё песка? Откуда здесь взялся песок? Что за песок?!

Я в недоумении постарался открыть глаза и присмотреться, что вокруг происходит. Получилось не так просто, но результата я добился.

Море, или океан, короче впереди вода какая-то до самого горизонта, справа и слева от меня набережная из красноватого песка и черных камней. Сзади, со спины, синяя трава, деревья и ещё что-то, но обзору мешают две пары голых мужских волосатых ног, залепленных мокрым песком, которые находились в опасной близости от моего лица. Стоп! Да что за ерунда такая? Не слишком ли близко он свои копыта от моей головы разбросал. Это уже ни в какие рамки не лезет. Стоит проучить наглеца.

Только я набрался праведного гнева и напряг мышцы, чтобы встать, как мгновенно по телу пробежала волна тошноты, а потом всё тело свела судорога на несколько секунд. Думал, что выверну наружу содержимое желудка, но нет. Обошлось. Ох и паскудство то какое, до чего же хреново мне сейчас было. Да, не в сказке сказать ни пером описать.

И всё-таки, где это я так недевиче отличился? По какому поводу? И в конце концов, где это я нахожусь? Что я тут делаю, для чего я тут, или ради чего? Ничего не помню! Боже, да за что меня так угораздило?

Я снова попытался встать, но с первого раза у меня не получилось. Вторая бледная попытка принять телу вертикальное положение тоже не увенчалась успехом. Это уже начинало раздражать. Я бессильно рухнул на спину, раскинув руки и ноги звёздочкой, устремив непонимающий взгляд к небу.

И тут ко мне вернулось обоняние. Запах солёной воды, раскалённого песка и водорослей как будто нашатырный спирт ударил мне в нос. Я не был готов к такому коварному ходу от организма, ноздри словно прожгло коварной смесью напалма, а то и того похуже. От неожиданности я как ужаленный подпрыгнул, и сразу как рукой сняло это непреодолимое земное притяжение. Секунда дела и я уже стою на ногах, а прямо передо мной два неизвестных мне мужика.

Вид конечно у них был ещё тот. Один высокий, с меня ростом, худощавый, с короткой стрижкой, редеющих волос на голове и обильной растительностью по всему телу, которому на вид было лет сорок с небольшим. Узкие брови, серые глаза, с красными прожилками от недосыпа, широкий лоб и острые скулы. Жёлтые зубы от никотина и кофе и непропорционально длинные руки. Из одежды на нём красовались лишь семейные трусы синего света и золотая цепочка на шее с православным крестом. Всё! Экстравагантный вид, ничего не скажешь, а второй ещё комедийней смотрелся на фоне первого персонажа. Парень в пижаме с красными паровозиками, это что-то. Я даже и не догадывался о существовании такой, да ещё и взрослого размера. Дурдом " Солнышко" на выезде. Ростом под метр шестьдесят, узкие плечи, худой, с козлиной бородкой, реденькими усиками под тонкими обветренными губами и в очках, с длинными стёклами в узкой оправе. Копна чёрных растрепанных волос, скосившихся на одну сторону, предавала ему ещё более придурковатый вид, чем пижама. На первый взгляд, я бы очкарику не дал и лет тридцати, но внутреннее чутьё мне подсказывало, что стоит внимательнее присмотреться. Задержав на нём взгляд ещё с двадцать секунд, я пришёл к выводу, что этому паровозомэну лет тридцать, а то и больше. Хорошо сохранился.