Валерий Федоренко - Карагач. Свой среди чужих. Часть 1

– На дне пощупай, – поторопил ее я, – я их везде с собой тягал. Ну, есть?

– Эти? – она достала из сумки комок слипшихся магнитных шариков размером с небольшую дыньку.

Когда, несколько лет назад, эта детская игрушка появилась в сети магазинов «Экспедиция» я купил сначала один комплект, а спустя пару недель еще три. Мне очень понравилось упрямое стремление маленьких шариков воссоединиться со своими братьями и то, что при умелой координации процесса их воссоединения можно создавать удивительные фигуры.

С недавнего времени моя забава приобрела практический аспект. Добавив к имеющимся четырем еще пятнадцать, я начал тренировать на них свои новообретенные способности. Спустя неделю тренировок сложные фигуры собирались в единое целое без моего физического воздействия. При этом я управлял не каждым шариком в отдельности, а выделенным их множеством, необходимым для создания объекта, как единым целым.

Меня это забавляло, но зачастую напрягало несовпадение полярности магнитов в нужных мне местах, из-за чего они упрямо не хотели занимать свое положение. Психуя, в очередной раз, из-за их несговорчивости я грубо сменил полярность нескольких шариков и закончил предполагаемую фигуру. После того как прошло чувство радости от маленькой победы в построении очередного шедевра до меня дошло осознание новых перспектив с этой игрой, открытых в порыве мимолетной ярости.

Теперь я мог не только создавать фигуры из маленьких «засранцев», но и заставлять их двигаться, объединяться практически в монолит или рассыпаться на составляющие, меняя их полярность, усиливая многократно или ослабляя до минимума их магнитные поля.

– Оторви примерно половину, – скомандовал я.

Надя с трудом оторвала половину неугомонных леммингов, стремящихся объединиться, и протянула мне. Серебристые шарики, лежащие в ее руке, лениво зашевелились и начали перемещаться друг относительно друга. Через несколько секунд она держала в руке подобие маленького воздушного шарика в форме сердечка с периодически пульсирующей серединой.

– Сильный ход, – улыбнулась она, – но как это нам поможет?

Сердце начало разматываться в одиночный шнур и направилось в щель окна, приоткрытого мной. Спустя минуту за нашей машиной разразилась буря, поднятая сотней маленьких шариков, вонзившихся в сухой грунт степной дороги на скорости триста километров в час.

– Судя по моим ощущениям первая машина преследования стоит как вкопанная, – сказал я, нажав на кнопку рации, – наткнувшись на мелкое НЛО. Исходя из повторного толчка, вторая торчит у нее в заднице.

– Карагач, ты меня, иногда, пугаешь, – прозвучал Борис после минутной паузы, – я рад, что ты пока с нами. Я иду на разворот, ты – прямо, но не гони. Если через двадцать минут не догоню, действуй как скажет Николаевич.

– Если ты к ним, – ответил я, – забери, пожалуйста серебристый мячик из-под капота первой машины. А то я не успел, уронил.

Ответа не последовало. Его машина ушла по дуге влево и описав полукруг легла на обратный курс.

– Как ты это сделал? – спросила Надежда.

– Во, во, – подхватил Николаевич, – и мне интересно.

– А что, было что-то необычное? – искренне удивился я. – У магнитов более выраженная аура чем у простых предметов, она в форме их полей и с ней горазда проще работать. Мало того ее можно менять относительно ядра и это забавно. По крайней мере до сегодняшнего дня я не находил практических применений этой игрушке, но тренироваться с ней весело.

– Ты знаешь Сережа, почему тебя не учили как необходимо воздействовать на предметы, – задумчиво сказал Лев Николаевич, – так, дали основные понятия, а дальше ты сам должен был фантазировать. А уж тем более наверняка никто никогда тебе не говорил, что, то или это невозможно.

– Наверное потому что нет ничего невозможного? – улыбнулся я.

– Не смейся, – серьезно ответил он, – ты абсолютно прав. Но если бы тебе сказали, что положение ауры относительно ее предмета изменить нельзя, а до сегодняшнего дня я был в этом уверен, ты бы никогда не научился делать этот фокус. Это как простому человеку иногда мечтается освоить телекинез. Ты сдвинешь карандаш с легкостью, а он знает, что это невозможно. И даже если он, изрыв весь интернет, убедил себя в обратном, шансов нет. Он сидит и пыжится часами, ломая глаза о карандаш, а ломать надо не их, а подлый блок, незыблемо застрявший в нем. И это, наверное, единственное про что можно сказать «почти невозможно».