Артем Луниш - Близнецы

Усама скользнул глазами по его измазанным черной кровью ладоням, дипломатично улыбнулся и ушел куда-то за прилавок.

После покупки всех лекарств его кошелек заметно отощал. Артем с неприятной злобой подумал, что из-за этих детей уже — уже, а ведь что еще будет! — придется устраиваться на новую работу на неделю раньше, чем он мог бы.

На обратном пути он зашел в круглосуточный супермаркет. В прошлом году его то ли подожгли, то ли он сам загорелся, и воспоминание о плывущих от жара черных стеклопакетах (и красных огоньках за ними) несколько утешило Артема, когда он выплачивал непомерную цену за пять банок пива.

Нагруженный и, в конечном счете довольный совершенным добрым делом, Артем шел под дождем домой. Квартира встретила его подозрительным шипением.

— Я жарю яичницу, — сказала, выглянув из кухни, девочка — Я подумала, вам стоит поесть.

Артем вздохнул. Гости обживались.

Дождь поредел, тугие струи истончились, холодной моросью наполняя серый рассвет, а потом и вовсе превратились в тяжеловатую взвесь воды в воздухе. На горизонте неприятно алело встающее солнце. От Обводного канала доносились резкие крики чаек.

Яичница была съедена, сигарета закурена, первая банка открыта.

Артем пытался собраться с мыслями.

— Так. Теперь расскажи мне, что с вами случилось.

Девочка заерзала.

— Можно без имен, если уж так все серьезно. Просто обрисуй ситуацию. Скорее всего, все не так плохо. И в скорую вам можно, и вообще, вы… — он немного запутался, усталый после бессонной ночи и всех ее переживаний, — в общем, вы преувеличиваете. Я думаю. Но мне нужно узнать, что произошло, чтобы понять, прав ли я, или все действительно так уж серьезно.

— Нет, в скорую нельзя, — быстро ответила девочка.

— Ну так объясни, почему? Или я сейчас же вызову врача и избавлюсь от вас обоих, — Артем, конечно, не сделал бы этого (во всяком случае, не удостоверившись в безопасности подобного шага) и поэтому сказал резче, чем хотел.

Девочка глядела в пол. Артем успел докурить сигарету и почти допить банку, когда она наконец подняла глаза и робко предложила, — давайте, мы просто уйдем?

Артем застонал. Ну и как с ними разговаривать?

— Не надо никуда уходить, — злобно сказал он, чувствуя, что его шантажируют, и вполне успешно, — а вот утром или объяснитесь, или я вызову скорую. Но сами вы никуда не пойдете.

Помолчали. За окном шуршала метла первого дворника. Крякнула открываемая банка.

— Помните, я говорила, что оттягиваю боль? Вы не поверили.

— Многие бы не поверили, — улыбнулся Артем, — предлагаешь эксперимент?

— Да, — серьезно кивнула девочка, — будет не больно, правда.

— Давай. Тебе нужно меня касаться, да?

Он протянул через стол руку, девочка, чуть помедлив, обхватила его запястье. Ладони у нее были холодные и шершавые.

Артем, захваченный странным предвкушением (а вдруг и правда?), взял вилку, и быстро ткнул себя в плечо.

— Аааа, блядь, — тут же заорал он.

— Аааааай, — вторила девочка.

Наверное, удар получился сильнее, чем Артем хотел. Или он до некоторой степени действительно рассчитывал ничего не почувствовать.

— Тебе-то чего орать было? — спросил он, потирая плечо. Болело довольно-таки ощутимо.

— Испугалась.

— Чудесно. И зачем была эта глупая шутка?

— Просто слишком быстро, — расстроенно сказала девочка, — нужно, чтобы вы постоянно чувствовали боль. Тогда получится.

Артем подозрительно посмотрел на ребенка. Вроде бы не смеется.

— Постоянно чувствовать боль. Предложение соблазнительное, ничего не скажешь.

— Не постоянно. Ну, какое-то время, — кажется, она всерьез расстроилась, — извините.

Артем, чувствуя, что примерно так и начинаются все истории о учителях, над которыми глумятся дети, вздохнул и ответил, — давай на ты. И как тебя зовут?

— Давайте, — улыбнулась девочка, — меня зовут Гипнос, а моего брата — Танатос.

Артем кисло улыбнулся, — очень… мило. Я Артем.

Несмотря на бессонную ночь и выпитое пиво, он долго не мог заснуть. Ворочался, то закутывался в одеяло с головой, то спускал его, зыбкий, колеблющийся свет раздражал, Артем злился. Единственную кровать занял раненый мальчишка. Кроме кровати у Артема была только раскладушка — древняя, с причудливыми изгибами алюминиевых дуг, сверкающих тысячами царапин, с деревенским, в мелкий цветочек, вытертым ситцем. Артем не был джентльменом. Будь девочка хоть года на четыре постарше, он преспокойно бы забрал раскладушку себе, а ей бы постелил на полу. Но девочке с древнегреческим именем было двенадцать лет, если не меньше. И Артем лежал на полу кухни, старательно отгоняя мысль о том, что по его спящему телу будут бегать тараканы.