Олег Якубов - Михайлов или Михась?

Дело в том, что в Шан-Долоне содержатся и женщины и мужчины, но женские и мужские камеры находятся в разных, далеких друг от друга и никак не сообщающихся коридорах. Надзиратели тюрьмы, таковы правила, строго следят, чтобы мужчины и женщины никогда между собой не встречались. Мужчины всегда выводились на прогулку на футбольное поле, а для прогулок женщин была предназначена зеленая, поросшая травой лужайка совсем в другом конце тюремного двора. Да и гуляли мы в разное время.

Моя первая встреча с Сергеем произошла через несколько дней тюремного заключения. Моими адвокатами стали Ральф Изенеггер и Яна Смутни, чешка по происхождению. Собственно, Изенеггер почти не занимался моим делом, в основном все свои проблемы я обсуждала с Яной. И вот однажды после встречи с ней мы вышли в коридор, и я увидела рядом с Ральфом высокого широкоплечего мужчину. Я уже знала, что женщин и мужчин-заключенных ограждают от встреч. К тому же стоявший рядом с адвокатом мужчина был в прекрасном, элегантном костюме, я даже решила, что это начальник тюрьмы. Тут меня подозвал Изенеггер и сказал: «Юля, познакомься, это господин Сергей Михайлов». Мне показалось, что Сергей даже несколько растерялся, во всяком случае, наступила долгая пауза. А может, он просто был поражен, услышав русскую речь. Не знаю, мы как-то никогда с ним не выясняли, что он чувствовал в тот момент. Но потом мы разговорились, и, что самое удивительное, стоявшие поодаль гардианы спокойно наблюдали за нашей встречей и не мешали разговору. Только через несколько минут один из них выразительно постучал ногтем по циферблату часов, и нас развели по своим коридорам. Потом было еще несколько таких же «случайных» встреч. Я, допустим, шла на встречу с адвокатом, священником или психологом, а старший над-зиратель, который указывал, какому заключенному в какую комнату пройти, меня предупреждал: «Зайдите сначала в комнату № 10». Это вообще был очень странный человек, никак не вязавшийся в моем воображении с ролью тюремщика. Его звали Марсель, и при моем появлении он неизменно вставал, приветствовал меня обязательным

«Бон жур, мадам Джулия» и целовал мне — заключенной (!) — руку. Потом я заходила в комнату, где уже сидел Сергей. Дверь комнаты всегда оставалась открытой, но несколько минут мы могли беспрепятственно поговорить. Эти встречи для меня были даже важнее бесед с адвокатом. Сергей умел не просто успокоить, он вселял какуюто необыкновенную уверенность.

А однажды Сергей устроил такое, от чего ахнула вся тюрьма. Обитатели Шан-Долона вообще очень любят интересоваться биографией каждого вновь появившегося заключенного, узнают, кто он по знаку зодиака, когда у него день рождения, какая семья, ну и все такое прочее. Потом по внутренней «почте» это расходится по всей тюрьме. Так что Сергей тоже знал, когда у меня день рождения. 23 июля я проснулась в скверном настроении. А чего хорошего меня здесь могло ждать в день рождения? Дома были бы гости, много шуток, веселое застолье. А тут… И вдруг в камеру входит надзирательница и говорит: «Джулия, тебе передача». И вкатывает тележку, на которую были водружены две огромные корзины и букет роскошных роз. А в корзинах! И фрукты, и шоколад, и деликатесы. Там столько всего было, что я могла всю тюрьму накормить до отвала. В этой передаче был даже добрый шмат сала. Видно, Сергей Анатольевич решил, что я по нему страшно соскучилась. Потом подарки поступали весь день. Их приносили из разных камер — мужских и женских: цветы, конфеты, шоколад. Потом надзирательницы мне сказали, что такого дня рождения тюрьма Шан-Долон никогда не видела. Было даже шампанское, что запрещено категорически. Шампанское принес священник Алан Рене Арбе, который навещал нас в тюрьме регулярно. На бутылках значилось, что это безалкогольное фруктовое шампанское, но по мозгам нам, отвыкшим от вина, дало будь здоров. Кстати, еще одну бутылку шампанского принес заместитель начальника тюрьмы. Дело в том, что я неплохо рисую и нарисовала ему акриловыми красками на холсте родовой герб его семьи. Вообще это был день сплошных исключений. Для того чтобы нарезать продукты, мне выдали остро наточенные ножи, потом разрешили вынести в коридор музыку, что вообще-то раз-решалось только по субботам и воскресеньям. А начальница женского отделения даже танцевала со мной. В общем, мы веселились от души. В этот день в Женеве был какой-то праздник, и вечером был салют. Конечно, к моему дню рождения это не имело никакого отношения, но заключенные, охочие до всяких выдумок и легенд, тут же распространили по тюрьме слушок, что и этот фейерверк тоже устроили в мою честь. Правда, тюрьма остается тюрьмой, и на следующей день в моей камере устроили шмон по всем правилам, перевернули все вверх дном, боялись, что кто-то из моих сокамерниц стащил нож.