Олег Якубов - Михайлов или Михась?

Я родился и рос в Солнцевском районе, здесь учился в школе, здесь начал заниматься спортом. Здесь мои школьные друзья прозвали меня Михасем. У нас так было принято, да, насколько я знаю, не только у нас, а повсюду большинство школьных прозвищ становились производными от фамилии. Я никогда не принадлежал к криминальному миру, никто и никогда не присваивал мне никаких уголовных кличек. Но даже детское прозвище Михась журналистами впоследствии было использовано как еще одно доказательство моей причастности к преступной группировке.

Закончив школу, я работал, учился. Ни одно из мест моей работы или учебы не было связано с Солнцевским районом. Да и все мои друзья работали и учились в других районах Москвы. Конечно, мы продолжали встречаться, но нас объединял спорт, и только спорт. В свое время некоторые из нас порознь делали свои первые шаги в бизнесе, некоторые проекты мы осуществляли сообща, но это было уже в зрелые годы, когда пришел опыт коммерческой деятельности. Таких компаний в нашей стране да и в любой другой миллионы. Так неужто каждую такую компанию, где дружба зарождалась в детские и юношеские годы, следуя логике прокурора Кроше и ему подобных, нужно причислять к организованной преступности?

В кооперативе «Фонд» я, друг моего детства Виктор Аверин и еще несколько наших друзей стали работать тогда, когда нам всем уже было почти по тридцать лет. У каждого за плечами был некоторый опыт коммерческой деятельности, мы успели осуществить несколько международных проектов. Собственно говоря, сотрудничество с «Фондом» нас привлекло в первую очередь потому, что этот кооператив получил право на международную деятельность. Начав работать в «Фонде», мы первым делом занялись осуществлением именно международных проектов и добились весьма непло-хих результатов. Арест, возбужденное уголовное дело, Бутырская тюрьма — все это обрушилось на нас, как снег на голову. Мы не знали и не чувствовали за собой никакой вины. Кооперативная деятельность была разрешена официально, в кооперативе «Фонд» мы работали, не нарушая никаких зако-нов — ни советских, ни международных. Когда мы с Виктором поехали в ФРГ и купили там себе автомашины «вольво», магнитофоны, видеокамеры, еще кое-что для дома, то за все эти покупки при пересечении государственной границы СССР заплатили соответствующие пошлины. У нас и в мыслях не было что-то спрятать от таможенников. Покупая вещи за границей, мы прежде всего исходили из того, что приобретали то, что невозможно было достать в те годы в Советском Союзе. Только от следователя, а впоследствии из газетных публикаций узнали мы, что нас теперь называют «Солнцевской преступной группой». Но даже тогда мы еще не представляли всех масштабов, вернее сказать, той озлобленной силы, с какой началась на нас настоящая травля.

В стране происходили события, перевернувшие жизнь всех людей. Рухнул Советский Союз, Россия стала самостоятельным государством, было образовано СНГ, приватизированы заводы и целые промышленные отрасли, слово «бизнес» перестало быть ругательным. Неизменным оставалось одно — травля меня и моих товарищей. Любое громкое преступление, будь то убийство или ограбление, связывали с нашими именами. А когда находили истинных преступников, никто и не думал извиниться перед нами. Все это и стало причиной того, что в результате я вынужден был покинуть Россию.

«Фонд» действительно был одним из первых советских кооперативов. К тому же он создавался под эгидой советского Фонда культуры и курировался непосредственно Раисой Горбачевой. Быстро набирая коммерческие обороты внутри страны и осуществив с помощью Сергея Михайлова несколько крупных международных проектов, давших существенную прибыль, кооператив достаточно мощно обеспечивал материальную поддержку советского Фонда культуры, придавая финансовую независимость этой общественной организации и становясь чуть ли не эталоном или, вернее, эталонным показателем воплощенных в жизнь реформ Горбачева. И именно поэтому «Фонд» становился бельмом на глазу, фактором постоянного раздражителя для политических противников последнего генсека КПСС, первого и последнего Президента СССР. К тому же, нанося удар по кооперативу, оппозиционеры убивали сразу двух зайцев: дискредитировали в глазах исполнительной власти и народа не только горбачевские реформы, но и направляли свои стрелы в жену главы государства. Пользующаяся, как и ее муж, симпатиями на Западе, Раиса Горбачева не без помощи все той же оппозиции скоро стала объектом желчных и мелочных укусов прессы, умело распространяемые о ней анекдоты и слухи сделали ее чуть ли не ненавистной в глазах обывателя. То, чем восхищался Запад, жене советского лидера не хотели прощать в ее стране. Раиса Максимовна раздражала толпу, именуемую официозной прессой «великий и могучий советский народ», своим умением модно одеваться, образованностью, знанием иностранных языков, собственным мнением, которое она не всегда считала нужным скрывать. Вот если бы вместо нее, всегда со вкусом одетой, рядом с генсеком находилось, как это было до Горбачевой, откормленное до бесчеловечных размеров, бесформенное существо, обряженное в диких расцветок платье, вот тогда все бы было, как всегда, и не вызывало в народе никаких отрицательных эмоций. А «эта» лезла, куда ее не просят, создавала какие-то фонды, твердила непонятные слова о возрождении культуры, сверкала на телевизионных экранах коленками, доводя до бе-шенства «простую советскую женщину-труженицу», замордованную мужем-алкоголиком и многочасовыми очередями за колбасой. Причиной всех своих бед и всеобщего зла считали тогда советские люди Горбачева и его жену, не ведая, что именно консервативные силы в КПСС и правительстве с помощью саботажа в снабжении населения продуктами питания и первой необходимости создавали в стране ситуацию, при умелом использовании которой они смогли бы опрокинуть и саму перестройку и ее «архитектора».