Вячеслав Васильев - ГоТМ. Книга 2

– Нет…

– Тогда садись и набирайся энергией.

Однако, слова Хродгейра оказались неверными и пленникам принесли сомнительного вида похлебку. На вкус она оказалась жирной, наваристой, из недоваренных жестковатых плодов, отдаленно напоминающих картофель.

У входа в клетку встал часовой и, глядя на пленников не смыкая глаз, простоял так всю ночь.

Спать на жесткой травяной подстилке было настолько не удобно, что Брут полночи вертелся, пытаясь найти удобное положение, в котором было бы не так жестко и члены не немели бы так быстро. А полевые мыши, шуршащие вокруг клетки и насекомые ползающие прямо в подстилке и вовсе выбивали из колеи жителя мегаполисов, привыкших быть всегда во власти комфорта. Но в конце концов, глаза закрывались, а ум успокоенный надежной защитой костюмов и силового шлема, проваливался в сон.

Ночь, проведенная в саванне, под открытым небом, в шуме грозных хищных порыкиваний вокруг…

Брут лег на спину и некоторое время глядел на темное полотно вселенной, усеянное мириадами искрящихся точечками солнц. На секунду он задумался о существовании инопланетных существ, подумав, что они вот также как люди могли создать экспериментальную планету, заселив ее организмами и вывести человеческое существо, а дальше отчего-то покинув его и оставив без родительской помощи.

Наутро, лишь только заискрили на небосводе огненно-алые агнцы светила, пленников выстроили в ряд, плеснули в лица водой и погнали вслед за недовольно мычащими гиппопотамами. Обогнув возвышение, цепочка двинулась тем же курсом, который придерживалась вчера. Утром саванна звучала по-иному, кузнечики стрекотали весело, но сухо и однообразно, сверчки же уныло, но чуть мелодичнее и разноречивее. Пение птиц было бодрым, наполненным энергией жизни, мелодии и звуки, отличные от вечерних, лились звонко и жизнелюбиво. Вдалеке горланил слон, которому вторило слабое и по детскому писклявое подобие. В вышине планировал могучий орлан, выжидательно наблюдающий за морем саванны, в котором в любой момент могла обнаружиться добыча.

К тому времени, когда солнце стояло в зените, аборигены и пленные вошли в густые заросли массивно раскинувшегося леса. Воздух внутри был влажен и мягок, дышалось легче, чем на открытых просторах, где кроме выжженной травы ничего и не было. Хродгейра еще при приближении к лесу насторожило проявившаяся нервозность в рядах аборигенов. Они не кричали и не говорили, вроде и не выдавали никаким образом своего состояния, но здоровяк моментально почуял нависшее напряжение и сгустившуюся в них опасность.

– Тут что-то не чисто. Будьте наготове, а то вдруг, что… – Неопределенно бросил он следующим за ним парням, пытаясь вглядеться сквозь заросли по сторонам вглубь леса.

Брут, проследив за его взглядом попытался за что-нибудь зацепиться глазами, но в сливающихся однотонных листьях не видел дальше трех-четырех метров.

– Как в такой стене хоть что-то разобрать? – закрыв глаза и мотнув головой сказал он.

– Абстрагируй. – Донесся из-за спины голос Стива.

– Что, не понял?

– Ну вот я, например, вот в этих листьях, – махнул он подбородком в сторону одного из деревьев, – вижу фейсмак, с двумя большими булочками с прожаренными корочками и огромной котлетиной посередине и все это полито соусом татави…

Желудок Брута красноречиво заурчал целиком и полностью поддерживая абстракцию Стива.

– Заткнись, пока я тебя не сожрал! – грубо, но больше как-то жалобно и даже чуть не плача бросил здоровяк.

– А я причем? Это все фейсмак! – вздыхая и прикидываясь дурачком, уныло опустив взгляд под ноги промолвил белобрысый.

Через секунду здоровяк добавил шутливо:

– Я вот кабанчика вижу на вертеле, облизываемого до румяности язычками пламени… – Он нервно облизнулся и громко причмокнул.

Все трое засмеялись, но им тут же зашикали аборигены и, стремительно подбежав, принялись тыкать в ребра тупыми концами копий.

– Да молчу я, молчу! Хорош меня щекотать болваны! Я щекотки терпеть не могу. – Гогоча и извиваясь, уворачивался Хродгейр от копий.

Тупые аборигены, в необходимости утихомирить здоровяка, принялись лупить того копьями, но после нескольких сильных ударов, в глубоком удивлении, переводя взгляд электронных глаз, таращились, то на здоровяка, то на соплеменников, то на треснувшие, как хрупкая соломка, копья.

Неожиданно, дальше по тропе, возникли резкие пронзительные звуки с присвистом, не похожие на пение птиц или перекликивание животных. Аборигены мгновенно расслабились, живо загалдели, как стая гусей, не заботясь более о тишине и осторожности. Один засвиристел в ответ, что-то заорал передним на своем языке, оттуда донеслось мирно и согласно, и цепочка свободно, без опаски вновь двинулась в путь.