Андрей Васильев - Файролл. Снисхождение. Том 2

Мы же люди. Всего лишь люди.

– Ты чего умолк? – немного раздраженно спросил у меня Мамонт. – Але, ты тут?

– Тут-тут, – подтвердил я. – Куда я денусь?

– Вот это ты точно подметил, – Мамонт чихнул. – Впрочем – ты везучий, я это с самого начала приметил. Ты, главное, не зарывайся и в нужный момент под дурака коси. С убогих спроса нет. Это я тебе сейчас совершенно серьезно советую.

– Да я понял.

– Впрочем, тебе и косить-то не надо, – добавил Мамонт. – Просто будь самим собой.

Вот какой он все-таки душевный человек. Умеет поднять самооценку у собеседника.

Мне его не хватает.

– У вас-то как? – решил я перевести разговор в другую плоскость.

– Да как? – Мамонт покхекал, изображая смех. – Тихо, спокойно, скучно. Столовая неплохая. Сотрудников есть пять душ, из которых я до сих пор увидел только трех. Вот как-то так.

– По-семейному, – одобрил я. – Есть в этом некая исконность нашей профессии. Все великие издания начинали с трех-четырех подвижников, которые в результате создавали медиа-империи.

– Ну да, что-то в этом роде я и пытаюсь сделать, – Мамонт снова чихнул. – Ладно, пойду я обедать. Ты там смотри, Никифоров… Нос по ветру держи и слова мои не забудь.

– Держу, – пообещал я ему. – Не забуду.

В этот момент в кабинет вошла Вика, держа в руках заметки для завтрашнего номера.

– Макет пора делать, – она с подозрением посмотрела на телефон, который я держал в руках. – Ты с кем там? Чего ты не забудешь?

– Мать родную, – немедленно ответил я. – И отца тоже. Причем не только я, но и ты. Вик, присядь, надо поговорить.

– Мне тревожно, – девушка нахмурилась. – Не люблю я этот твой тон, после него ты всегда какие-нибудь гадости говоришь.

– Никаких гадостей, клянусь здоровьем… мнэ-э-э…. Петровича.

– Нашел чьим здоровьем клясться, – хмыкнула Вика. – Он столько всякой химической дряни ест, что его в качестве экспоната можно в музее Первого медицинского выставлять. Лапшу эту быстрорастворимую, замороженные гамбургеры. Вчера вот чебупели ел. Сырые!!!

– Чебу… что? – я подумал, что ослышался.

– Чебупели, – повторила Вика. – Помесь чебуреков и пельменей.

– Чего только на свете нет, – изумился я. – Надо будет попробовать.

– Я тебе попробую, – она погрозила мне пальцем. – Дома полный холодильник нормальной еды. И вообще – тебе бы месяцок на диете посидеть. Овощи, каши, галеты зерновые.

– Свернули тему еды, – поспешно выпалил я.

Знаю я такие разговоры и то, куда они заводят. Мужчина существо пятижильное, он вытерпит все – телешоу со свахами вместо футбола, фразу «Моя мама у нас поживет пару дней? Ну, максимум месяц», даже то, что жена завалит его гараж своим барахлом. Но если мужчину заставить есть не то, что он хочет – все, тут он взбунтуется. Невозможно его силком заставить худеть. Не бывает. Диета для мужика становится возможной только в одном случае – если он сам того пожелает. И называться это будет не дурацким словом «диета», для этого есть простая и вместе с тем звучная фраза: «Да вот решил жрать поменьше, а то ремень уже на брюхе не сходится». Вот это – по-нашему. А то – диеты. Придумают тоже!

– Свернули, – покладисто согласилась Вика, сверля меня взглядом контрразведчика. – И?

– Да ты понимаешь, мои в понедельник из поездки наконец возвращаются, – начал я издалека. – Надо бы встретить.

– Логично, – кивнула Вика. – Это же родители, мама с папой. Я бы тоже с тобой поехала, если ты не против. Ты же не против?

– Более того, – радостно подтвердил я. – За обеими руками. Больше скажу – если я не успею вернуться к понедельнику, кроме тебя это сделать некому. Нет у меня ближе человека чем ты для этой миссии. Опять же – мама тебе доверяет, она абы с кем в машину не сядет. А ты ей – как родная.

– Это все прекрасно, – Вика прищурила левый глаз. – Греет мое самолюбие. Но ответь-ка мне, Никифоров, на вот какой вопрос – если ты не успеешь вернуться к понедельнику откуда?

– Из Праги, – подпустив печали в голос сказал я. – Улетаю туда в пятницу. Сам велел приехать. Ну, ты же понимаешь кто? С ним не поспоришь.

– Пока не понимаю, – совсем помрачнела Вика. – Сам?

– Тот, кто тебя рыбой кормить велел, – напомнил я ей. – Когда ты ее чуть с костями, шкуркой и тарелкой не съела. Вспомнила?

Вот тут ее пробрало, даже краски из лица ушли.

– Он? – уточнила она. – Блин! А не поехать нельзя?

– Кабы можно было не поехать… – махнул рукой я, давая понять, что такой шанс я бы не упустил.

– Не нравится мне это, – занервничала моя сожительница. – Чего он тебя вызвал? Чего туда? А если он тебя там и оставит?