Диана Ибрагимова - Сезон летающих деревьев

— Увы, нет, господин. Кровь хранит память, и она точно знает, сколько вам лет.

— Тьфу ты, — Аргус плюхнулся на кушетку. — А я уж думал, что теперь смогу поддерживать Гёльфен ещё лет сто. Ладно. Завтра начну собираться в дорогу, а теперь нужно поспать. Эти потрясения ужасно утомляют.

— Извольте сначала разбудить магический сосуд. Я должен объяснить ему, что нужно делать. Смею напомнить, что теперь до совершеннолетия вы не сможете пользоваться магией без фамильяра.

— Ни за что! — Аргус даже подскочил на месте. — Мне не нужно это занудное животное. Я так радовался, когда смог избавиться от него. Он же твоя копия, Памфле! Я не выдержу такого спутника в долгой дороге.

— Прошу прощения за настойчивость, но вам следует одеться и пойти в подземелье. Я вас провожу, — не унимался дворецкий.

— О, муки предков!

Аргус воздел руки к небу в страдальческом жесте, но всё же открыл шкаф и стал рыться в тряпье. В глубине дальних полок обнаружился целый ворох костюмов и камзолов, но большинство совершенно не годилось для носки. Моль превратила шерстяные кафтаны в кружево из огрызков, вышивка на рубашках истёрлась, и не нашлось ни одного тёплого плаща.

— Может, мне стоит надеть праздничное одеяние? — задумчиво пробормотал Аргус. — Помнится, матушка вышивала его к моей свадьбе, когда мне ещё только стукнул шестой десяток.

— Возможно, стоит поискать в гардеробной. Ваши лучшие вещи она хранила там.

— А-а-а, плевать, пойдём уже будить этот облезлый кусок шерсти, иначе я до утра не сомкну глаз. И без того не спал всю прошлую ночь.

Аргус, зевая, стянул с кровати одеяло, закутался в него и обул старые сапоги. Ему пришлось перетянуть все ремешки, но даже после этого обувь продолжала спадать. Тогда Аргус туго перевязал голенища лоскутами, оторванными от простыни, и пошлёпал вслед за Памфле во двор, а оттуда к потайному ходу в подземелье.

Они обогнули остов южной башни и отыскали в кустах лестницу, ведущую вниз. В глубокой нише, сбоку от прохода, нашёлся чудом сохранившийся факел. Аргус подпалил его, чиркнув спичкой по стене, и спустился по ступеням к двери, окованной железными пластинами. За ней находилось подземелье, затхлое и тёмное, как настоящий склеп. Аргус закрыл лицо частью одеяла, потому что влажность и тепло породили на стенах и потолочных сводах ядовитую плесень всех цветов и размеров. Дышать ей, по словам Памфле, было губительно для здоровья.

Подземелье оказалось просторным и желтоватым в свете факельного огня. Сапоги хлюпали по лужам, и звук шагов разносился во все стороны гулким эхом. Аргус дрожал от страха и затравленно озирался по сторонам, но кроме него и Памфле здесь никого не было, только тощая мокрая крыса прошмыгнула у самых ног.

В нишах мерцала мозаика. Кусочки смальты разных оттенков складывались в причудливые картины, рассказывавшие историю Харвилов. В некоторых местах части рисунка обвалились, но оставшиеся серебрились, как снег на ярком солнце.

Узкий проход расширился и вывел в большую залу, посреди которой стоял позеленевший от времени постамент. На нём восседал огромный лис, вырезанный из цельного чёрного камня. В раскрытой пасти сверкали алмазные зубы, а глаза горели разноцветными опалами.

— Если бы Лури был хоть вполовину так же хорош, как эта статуя, я бы не возмущался, — проворчал Аргус.

Он сунул факел в железное кольцо, затем забрался на постамент и обмазал пасть зверя кровью из уколотого пальца. Статуя задрожала. Аргус отпрыгнул ко входу и спрятался за колонну. Каменный исполин сомкнул челюсть и начал съёживаться-съёживаться-съёживаться, пока не превратился в облезлого чёрного лиса. Животное, больше напоминавшее поеденное молью чучело, фыркнуло, высунуло язык и стало чистить его обеими лапами.

— Какая ме-е-ерзость! Неужели летучие мыши опять нагадили мне в рот?

Голос у Лури был гнусавый, и он так растягивал слова, что когда доходил до последнего, начало предложения уже забывалось. Из-за этого казалось, что лис всё время борется со сном, а его выпученные глаза, напротив, выглядели так, будто он всю ночь распивал крепкий кофей.

— Как ты смеешь так говорить о моей благородной крови?! — вспыхнул Аргус, выскочив из-за колонны. — Немедленно прекрати плеваться!

— О, чёрные духи, — сказал Лури, оглядев хозяина. — Выколите мне глаза. Это лицо — последнее, что я хотел бы увидеть после стольких лет слепоты. Памфле, надеюсь ты не допустил, чтобы сын нашего достопочтенного Аргуса вырос таким же невыносимым невежей?