Юлия Гордон-Off - Два письма

Но до храма не дошли, а свернули в проулок, где до дворе успела углядеть вывеску с сапогом, дядька Ахмет постучал в низкую дверь полуподвала. Дверь открылась, за ней мелькнул какой-то мелкий силуэт. Мы спустились на несколько ступенек и в небольшом свободном помещении нас встретил невысокий чернявый дядечка с круглым животиком и кривыми кавалерийскими ногами, в кожаном переднике и чёрных грязных нарукавниках, которые он быстро скинул:

— Вах! Кого я вижу! Ахмет-Хаджи! Сколько зим, сколько лет! Обрадовал старика, что не забываешь!

— Амаяк-Джан! Я тоже рад, что у тебя всё хорошо и ты здоров! — Мужчины привественно крепко обнялись, похлопывая друг друга по спине.

— Как здоровье родных? Как родители? Как дети?

— Амаяк-Джан! Спасибо! Все здоровы! Я прошу меня простить, привёл вот познакомить с тобой эту замечательную девочку… А потом мы с тобой посидим, выпьем настоящего чая, поговорим… — Я при входе так и остановилась у него за плечом, а сейчас он вытолкнул меня вперёд.

— И как зовут такую красавицу?

— Мета…

— Амаяк-Джан! Она пошла служить на флот, ей форму всю заказали пошить, вопрос с обувью, вот я и подумал, что ты ей сможешь помочь…

— Да! Ох уж эта война! Два сына, средний служит на границе, старший отслужил, но уже в военкомат вызвали, сегодня проводили… С младшим — беда, шестнадцать скоро будет, рвётся воевать, ругаться приходится, как бы глупостей не наделал. Извините, вырвалось. Вы Мета на флоте в каком звании? Я многим командирам сапоги разные много лет шью, а флотские только полуботинки парадные заказывали. А вот девушки флотские… Вы первая у меня будете…

— Я пока просто краснофлотец, я — радистка, наверно в штабе буду… Мне ещё ничего не сказали, я всего второй день, как из военкомата направили…

— Ох! Горе-горе! Девушки служить идут… Что делается… А что вам сказали?

— Ничего не говорили, старшина мне хотел выдать ботинки матросские, они такие большие и страшные, еле отказалась. Мне юбку прямую будут шить, а с ней ботинки не красиво…

— С юбкой ботинки правда не красиво…

Он смотрел, то на меня, то на мои ноги, выглядывающие из под подола платья. Потом крикнул что-то в приоткрытую дверь на незнакомом языке, и буквально через минуту дверь открылась, и мальчишка чуть младше меня поставил на пол какую-то дощечку с рамкой, а мастер предложил мне присесть на стул у стенки. Ахмет оказывается уже успел присесть в сторонке и из угла наблюдал за нами. Мастер ловко нагнулся, выхватил откуда-то фанерный ящик, на который поставил принесённую рамку и предложил мне поставить в рамку ногу. Я скинула туфельку и поставила стопу, которую сначала обжали в длину, потом в ширину, мастер ловко подхватил ногу за подъём и пошевелил моими пальцами, я чуть не взвизгнула от щекотки, но его это не отвлекло от изучения моей ноги. Ещё что-то помяв в моей ноге, он крякнув встал:

— Девочка! Посиди, сейчас кое-что попробуем… — И вышел куда-то. Я осталась сидеть с ногой на ящике, поставленной в странное измерительное сооружение, в котором бортики двигаются и позволяют измерять поставленную ногу. Раздались шаги, мастер вошёл, снова присев у моих ног, он развернул бумагу и на свет явились сапожки, на вид совершенно обычные, на невысоком каблуке, с закруглённым носком, но что-то в них было, что заставляло чувствовать, что на вид обычные сапоги особенные, что они не такие как все, не знаю, как объяснить. Сапожник достал две новые чуть желтоватые портянки, убрал из под ноги измерительную конструкцию, поставил ногу на с краю портянки и каким-то единым плавным движением завернул её на моей ноге. Не глядя поднял один сапог, который оказался на другую ногу, бережно поставил и взял другой. Придерживая пальцами портянку натянул сапожок на ногу. Следом снял с другой ноги туфельку и проделал с ней то же самое, оставаясь в приседе:

— Вставай, дай посмотрю, как сапоги на ногу сели.

Я встала, из-за того, что мастер у самых ног и ощупывает сапоги и ноги сквозь них, шагнуть не могу, а из-за подола платья я ничего не вижу. Наконец покряхтывая встаёт:

— Походи, прислушайся, всё ли удобно, не жмёт, не тянет…

Мне не раз приходилось мерить новую обувь, и хоть всегда внутри клокотала радость скорой покупки. И новая обувка была прекрасна по определению одной только своей новизной, но я успела осознать, что новая обувь пока на ногу не сядет, ведёт себя очень коварно. И ещё вопрос, это обувь садится по ноге или она ногу ужимает и подгоняет под себя. И совершенно незаметное уплотнение или чуть ощутимое сдавление в первые же дни проявляются мозолями, болью и ощущением, словно ноги опустили в кипяток. И вообще, хоть у мамы стопа немного шире моей, я больше всего люблю надевать её обувь, она такая уже растоптанная, широкая, удобная… Здесь же происходило нечто недоступное моему пониманию, сапожки обняли мои ножки и словно срослись с ними. Конечно вес у них больше, чем у туфелек, но на ноге я их совершенно не чувствовала. Не чувствовала настолько, что наклонилась, прижала подол платья к коленям и заглянула рассмотреть свои ноги и сапоги. Блестящие, аккуратные, с чуть скошенным по бокам и сзади каблуком, почти плотно охватывающие икры, с чуть скошенным назад срезом голенища, они смотрелись на ногах, настолько естественно, что я обнаружила внутри страх, что мастер попросит их сейчас снять…