Едва секретчик ушёл, смысла нам задерживаться не осталось, и невольно ожидая какой-нибудь мелкой гадости от присутствующих, ведь по их критериям их размазала на их поле какая-то маленькая девчонка, а это очень унизительно.
— Вот спасибо! Товарищ полковник авиации! Я дяде Саше обязательно расскажу при встрече, как нас здесь хорошо приняли и чутко отреагировали на предложения народа. Хоть вы так и не сказали, как вас зовут, но не думаю, что ему составит труда узнать, какой из заместителей начальника так хорошо себя зарекомендовал. Мы пойдём! Вы вызовете сопровождающего или нас и так выпустят?!..
Мы выскочили из кабинета. До самого выхода с часовым мальчишки держались, но едва мы оказались на улице на меня обрушился поток их возмущений, претензий и непонимания. Я выждала, пока не стих первый вал и задала вопрос:
— А вы так ничего и не поняли?!
— Ну, он же всё правильно говорил…
— Он врал, глядя нам в глаза! Он прикрывал свою лень и нежелание что-либо делать красивыми словами. И если бы мы развесили уши, он бы нас с улыбочкой выставил, а то, что мы сделали в лучшем случае засунул бы куда-нибудь в шкаф, а в худшем просто выкинул или если он не просто лентяй, а враг, то отправил бы немцам.
— Как ты можешь говорить такое про красного командира и полковника?
— Если я не права, то, как ты объяснишь, что он перепугался, стоило ему только чуть намекнуть на то, что мы можем создать ему проблемы и проверить его работу?
— А кто такой дядя Саша?
— Да, просто слышала как-то, что есть такой лётчик в Москве, которому сам товарищ Сталин доверяет, почти как Чкалову.
— Так, ты его сама не знаешь?
— Откуда я его могу знать?!
— А как же ты сказала, что его хорошая знакомая?
— Когда это я такое сказала? Я сказала, что могу рассказать Голованову и всё, а остальное он и вы сами додумали…
— Ну, ты Метка даёшь!
— Валера! А тебе не кажется, что у тебя эта фраза становится слишком частой?
— Нет! Ну, ты правда… Знаешь, Метка! Ты здорово изменилась…
— Понимаете, я в книжке читала, что девочки быстрее мальчиков развиваются, может я просто немного взрослее?
— Даже не знаю… А ты, Мишка, чего молчишь?
— Ну, вообще-то, мы шли, чтобы наш, вернее твой, Валера, настил приняли и внедрили. И здесь, Метка права, нас хотели обмануть и не дать продвинуть дело, а благодаря неожиданным словам Меты мы свою задачу выполнили…
— Уж не хочешь ли ты сказать, что здесь все средства хороши?
— А какие средства тебя не устраивают?
— Ложь! — как отрезал Валера…
— И где я соврала?
— Ты сказала, что пожалуешься своему дяде Саше, а сама его не знаешь даже!
— Валера! Или ты сейчас извинишься, или я с тобой не желаю разговаривать!
— И не подумаю!
— Ты совсем дурак?! Она во всём разговоре ни разу не сказала ни слова неправды, а как её понял полковник и ты, это уже не её вина!
— Она сказала, что она позвонит своему хорошему знакомому или родственнику в Москву, который всем здесь головы пооткручивает!
— Я думал ты умнее! Валера!
— Это чего это я дурак?
— А то, что она не говорила, что собирается звонить, что он её друг или родственник, она только сказала, что скажет при случае, а ты и полковник уже сами всё остальное додумали…
— Как это додумали? Я же своими ушами слышал!
— Правильно! Слышал, что она "расскажет дяде Саше" при встрече и всё! Даже не было сказано, что по телефону!
— Ну, я же слышал…
— Извиняйся! Придурок!
— И не подумаю…
— Тогда и я с таким дураком разговаривать не хочу, тем более, если он оскорбляет и незаслуженно наговаривает на моего друга, тем более, что она девушка!
— Ой! Да, подумаешь! Жених и невеста!.. Ой!.. — из двух прилетевших затрещин он увернулся только от одной. До дома ехали молча и глядя в разные стороны. Настроение было оплёванное…
Вот и делай людям добрые дела! Валера придурок и искренне уверен, в своей правоте, а даже если не уверен, для него сдать назад — это урон его мужского достоинства. Ладно, помолчим пару дней. Но надо как-то этого противного полковника простимулировать и проконтролировать… Хоть правда ищи этого Голованова…
А ведь самое обидное, что смысл в этих настилах реальный, а дела на копейку, ведь, правда, один разбившийся из-за плохого состояния грунтовой полосы самолёт окупит затраты на десять настилов, и это не затрагивая здоровье и жизни лётчика, а цену самолёта считать по минимуму. Я часть памяти Соседа уже словно вижу и без его слов и знаю, как много в воспоминаниях лётчиков описаний, как сидели и ждали, пока полоса просохнет. Или взлетали по приказу, когда только лучшие асы могли по самому краешку не сильно разбитому умудриться взлететь, а посадка превращалась в рулетку, скапотирует самолёт или нет. А про бомбардировщики вообще молчу, что они с полной бомбовой нагрузкой взлететь не могли. И один из главных аргументов в пользу По-2, что летали почти при любом состоянии полосы, потому, что им для разбега той полосы нужно всего ничего, да и разбивают полосу они гораздо меньше.
Читать дальше