Владимир Бабкин - Император мира

— Что скажет МИД?

Свербеев был хмур и вопреки обыкновению свою любимую папку открывать не стал. Лишь встал, оправив придворный мундир, и без особых эмоций доложил:

— Ваше Императорское Величество. Не мое дело советовать армии или брать на себя смелость выступить в качестве оракула, но ситуация такова, что мы вполне можем оказаться на континенте один на один с Германией. Сможет ли наша армия отбить наступление немцев и привести ситуацию к лучшим для нас условиям? Думаю, что и в Ставке есть серьезные сомнения на сей счет. Если Франция в том или ином виде капитулирует, то британцы нам смогут помочь разве что какими-то поставками, да и то, если Гранд-Флит сможет и дальше удерживать Флот Открытого Моря на базах в Германии. В Вашингтоне серьезно колеблются относительно вступления в войну. Очень много голосов за то, чтобы оставить Европе ее проблемы и заниматься Западным полушарием, согласно Доктрины Монро. Исходя из этого, я бы всерьез изучил бы разные варианты наших действий. В том числе и принятие предложения о мире, которое прозвучало из Берлина. Да, мы теряем некоторые территории. Да, по факту, война нами проиграна. Но проиграна на почетных условиях, без репараций, без унизительных обязательств и прочего. А именно это, как мне представляется, ждет Францию в случае капитуляции. Но, поступив разумно, мы можем, во-первых, получить передышку, во-вторых, те же США и Британия будут заинтересованы всячески помогать России, делая ставку на противовес усиливающейся Германии. Тем более что, как я уже предположил, Франция мало того, что потеряет многое, но еще и вынуждена будет дорого за это все заплатить. В том числе репарациями и передачей немцам массы артиллерии, танков, и, разумеется, флота.

— А вы не боитесь, что Германия, разобравшись с Францией, ударит по нам?

— Мне представляется это маловероятным, Государь! Оккупация обширных пространств Европы требует слишком больших сил, да и многие французские колонии наверняка перейдут немцам. А это обеспечит им развитие лет на пятьдесят. Им будет просто не до России.

— Разрешите, Ваше Императорское Величество?

Киваю. Генерал Васильев одернул китель и решительно заговорил:

— Государь! Я считаю крайне опасными рассуждения господина Министра иностранных дел. МВД располагает сведениями об общественных настроениях в Империи, и я могу ответственно заявить, что принятие этого плана, а, вернее, согласие на мир на условиях, которые были предложены Германией, вызовут серьезнейшее общественное возмущение и будут истолкованы, как позорная капитуляция, или, как минимум, как поражение в войне. И я не могу гарантировать, что все это незамедлительно не приведет к массовым беспорядкам, а, возможно, и к революции. Тем более что мы все имели возможность видеть уличную стихию уже неоднократно. Сумеем ли мы удержать порядок и законность?

— Однако, Ваше Величество, я со своей стороны хотел бы заметить, что сейчас мы можем закончить войну с наименьшими потерями для Империи и ее престижа. Если же мы затянем это дело, то ситуация может значительно ухудшиться и тогда мы будем иметь куда более тяжелые условия, которые уж точно могут вызвать революцию. Пока условия мира довольно почетны для нас.

Васильев зло посмотрел на Свербеева, однако ничего ответить не успел, поскольку поднялся генерал Палицын.

— Ваше Императорское Величество, дозволите сказать?

Киваю. Министр обороны оборачивается к Свербееву и бросает:

— Нельзя капитулировать почетно! Нельзя выбирать между позором и борьбой! Россия и ее армия несколько лет воевала, сцепив зубы, а теперь мы должны все сдать на откуп немцев даже не проиграв войну? Или вы полагаете, что германцы на этом остановятся?

— К чему этот пафос? Я…

— Господа, я вам не мешаю?

Воцарилась тишина и все уставились на меня. Затем зазвучали слова извинений, каких-то пояснений, оправданий…

— Присаживайтесь, господа, присаживайтесь. Я выслушал ваши аргументы. Вижу, что единства во мнениях нет. Но хочу напомнить, что наши «Сто дней для мира» истекают через пять дней. И нам нужно либо продлять их действие, что в сложившихся обстоятельствах выглядит довольно лицемерно, либо принимать какое-то другое решение. Мир или война? На принятие решения у нас есть несколько дней, господа. И, как мне представляется, в Берлине так же помнят об этой дате. И именно потому предложение о мире поступило именно сейчас.

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО». 23 июня (6 июля) 1917 года.