Лили Рокс - Коронавирус

Помимо продуктов нужно также запастись медикаментами, что может стать настоящей проблемой. В Москве мародёры разграбили даже ветеринарные клиники. Найти простое слабительное или таблетки от головной боли теперь большая проблема. Надеюсь, что в центре Воронежа я смогу найти всё, что мне нужно. Что-то мне подсказывает, что этот город не так пострадал от людей.

Я сижу, прижавшись спиной к пыльной, серой стене. Краска давно облупилась, осев у её основания грязно-зеленой пылью, и сквозь её жалкие остатки отчетливо проглядывается тяжелая кирпичная кладка, кажущаяся мне сейчас не более надежной, чем тонкая ткань ширмы.

Я сижу в небольшой комнате с одной единственной дверью. Бывшая когда-то прозрачной, сейчас стеклянная основа двери покрыта глубокими трещинами, а сама тонкая перегородка занавешена плотным заслоном из пыли.

Сама комната, вероятно, использовалась когда-то в качестве склада постельного белья. В воздухе до сих пор витает затхлый запах, источником которого могут служить только древние ошметки простыней и наволочек, принявших запах тысячи тел, лежавших на них. Возможно, это были грузные мужские тела, насквозь пропитанные лекарствами, поддерживающими их жизнь. А может, на них лежали хрупкие детские тельца, чей иммунитет не выдержал отравы.

Я допустила ошибку… Я снова переоценила свою интуицию и потеряла бдительность. Теперь я в беде.

Они идут за мной. За дверью мелькает тень, и тяжелые шаги эхом отражаются от стен… Боже, пожалуйста, пусть они пройдут мимо…

В глазах мгновенно проносится давно увиденный сюжет из какого-то фильма: руки и тонкие, женские пальцы медленно плавают и варятся в густой похлебке. Почему в такие сложные моменты жизни в голову лезет всякая чушь?

Мужской силуэт замирает у двери, прислушиваясь к звукам, и я задерживаю дыхание. Лёгкие обжигает огнем, проносящимся по всему телу.

Я напрягаю мышцы, чтобы не пошевелиться ни на секунду, а затем начинаю задыхаться. Молча.

Силуэт, чуть подождав, продолжает движение, и я медленно выдыхаю, судорожно втягивая в себя новую порцию кислорода. Тело расслабляется и, помимо моей воли, судорожно прислушивается, ища следы новой опасности.

Я помню, что они делают с теми, кого находят. И в этом городе оказалось всё не так спокойно, как мне почудилось вначале. Не знаю, образовались ли эти банды из местных жителей, или до Воронежа добрались наши московские товарищи, но то, что я увидела, повергло в настоящий ужас!

Прямо на главной площади города, у памятник вождя наших бабушек и дедушек, была прикована совсем ещё юная девушка.

Хрупкое женское тело, изуродованное тысячами прикосновений, использованное тысячью взглядов, обнаженное сотнями рук.

Оно, словно ангел, возлежит на покинутом богами алтаре, прикованное к нему и позорно распятое.

Её глаза уже заволокла легкая дымка пережитых страданий, а нежные губы искусаны до крови. Засохшая кровь на теле свидетельствует о том, как долго она страдала. Кровь каплями стекала по нежной шее, искусанной сотнями зубов. На неё было страшно смотреть!

Зачем они оставили здесь её труп? Это насмешка? Вызов богу? Или предупреждение тем, кто прячется? Эта девушка запала мне в душу. У неё не было ягодиц. как вспомню эту картину, сразу же тошнит.

Я даже не сразу поняла, что с ней не так. Тело было так изуродовано, что в глаза бросалось всё и сразу. А когда до меня дошло, что у неё срезали филейную часть, я обомлела.

Кто за мной гонится? С какой целью? Они хотят сделать со мной тоже самое? А как же тогда Иришка?! Она долго одна не протянет! Она не будет сидеть там долго, она пойдет меня искать, я это точно знаю! Она послушная, но если дело касается опасности для меня, то у неё появляется нечеловеческое чувство тревоги, граничащее с отчаянием.

Тяжелые шаги возвращаются, а я сильнее вжимаюсь в стены, пытаясь слиться с ними, стать такой же серой, незаметной, покрытой пылью.

Тяжелая медная ручка медленно поворачивается, издавая душераздирающий скрип, бьющий по ушам, и дверь с издевательской медлительностью начинает открываться.

Моё тело, словно пружина, подскакивает на месте и рывком тянется к единственному доступному выходу — распахнутому окну. Ноги в тяжелых дорожных башмаках с хрустом ломают лежащие на полу предметы, и я молниеносно выбираюсь наружу, царапая руки о разбитые стекла, оставляя на них тяжелые капли крови, обухом срывающиеся вниз. Выбраться. Выжить. Спрятаться.