Семён Афанасьев - Младший сын

– Тот случай, когда не понятно, чему больше огорчаться.

– На всё воля Аллаха, давайте как минимум не нервничать. Мне кажется, вы очень забегаете вперёд с такими вопросами.

С другой стороны, возможно, он с высоты возраста видит что-то, чего не вижу я. Надо обдумать на досуге…

– Очень рад такому чувству ответственности, – с толикой иронии говорит в ответ он. – Впрочем, спасибо и за это… Но меня больше беспокоит другой момент. Наше общество не идеально. Не знаю, как дела обстоят с преступностью у вас, но у нас ты, тыкая ножами в этих явно нелицеприятных людей, определённо нарываешься на неприятности. Помнишь, ты только что объяснял, что не можешь себе позволить тени неуважения к себе, поскольку так будут думать и о Стране?

Киваю.

– Вот мне не ясно, почему ты, такой весь из себя продуманный, не развил эту же мысль по аналогии в адрес тех людей, которых порезал. Тебе не приходит в голову, что люди, которые нелегально ворочают миллионами в условиях нашей технократической цивилизации, тоже болезненно относятся к своей репутации? Говоря твоим языком, если о них пойдут слухи, что им может напинать обычный пацан из колледжа… Или Корпуса… – дальше он насмешливо смотрит на меня. – То такие слухи надо любой ценой пресекать: миллионы не терпят неуважения. А единственная потенциальная проблема их репутации – ты. Нет человека – нет проблемы.

– Не подумал, – тру нос. – В тот момент, был во взвинченном состоянии и делал лишь то, что полагал единственно правильным. С такой позиции, в тот момент просто не подумал…

– На тебя мне плевать. В принципе. – Ровно и спокойно говорит отец Лолы. – Хоть ты восстанови справедливость, отомсти кому хочешь, заведи сто жён и живи с ними двести лет. Хоть – сдохни завтра. Ни то, ни другое мне не сделает ни холодно, ни жарко. Но ты общаешься с моей дочерью, которая для меня значит больше, чем я сам. И те дела, в которые ты, по своему тупому степному идиотизму, можешь встрять, размахивая ножами, рикошетом могут зацепить и мою дочь. Поскольку ты вольно или невольно, её тоже втягиваешь. Хоть и бегая по закоулкам с её коммом.

Он набирает побольше воздуха, чтоб продолжить, но я его перебиваю:

– Услышал тебя. Не продолжай. Тревога обоснованная, с моей стороны без претензий. Но ты же летел сюда встречаться со мной не для того, чтоб вот так проинформировать и улететь? Тем более, с учётом нашей с тобой разницы в возрасте.

– Есть вариант, – угрюмо вздыхает он. – Я могу выйти на этих людей, которых ты… Через офицеров, которые расспрашивали Лолу о тебе. Но после этого, с теми людьми надо будет разговаривать и договариваться. Мне, по ряду моментов, мне это не по чину и исключено. Даже ради дочери. А ты…

Он явно собирается продолжить в том духе, что я – просто молокосос, потому дослушивать смысла не вижу:

– Турсун-аке, сколько над тобой начальников?

– В смысле? – сбивается с шага он. – Не понял вопроса.

– Сколько человек в твоей стране имеет право тебе что-то приказать?

– К чему ты клонишь? – он явно понимает о чём я, но не спешит отвечать.

– Я благодарю тебя за предупреждение, и даю слово приложить максимум усилий для того, чтоб даже тени грустных событий не омрачили жизни Лолы. С твоей стороны, у тебя наверняка есть какой-то свой план? Если я хоть чуть-чуть понимаю во взрослых состоявшихся чиновниках.

– Ты с ней не видишься с сегодняшнего дня. – Отрезает он. – В течение пары недель, минимум. Я по своим каналам предупреждаю тех , что комм принадлежал моей дочери и она не имеет к тебе никакого отношения. И что за выпады в её адрес уже я буду использовать всё, до чего дотянусь. Ты решай свои проблемы сам. Время покажет, к чему это всё приведёт.

– Мне нечего добавить к такой рациональной позиции тревожащегося за дочь отца, – киваю. – И я сейчас максимально серьёзен. Аминь. Скажу только напоследок: я всё больше недоумеваю от твоей страны, в которой полицейский чиновник такого ранга вынужден мало не пресмыкаться перед мерзавцами, пусть и опосредовано. – На его поднявшуюся в возмущении бровь, добавляю. – В моей стране, людей, не платящих работнику за работу, иначе не называют. Но в одном ты прав, Турсун-аке. Я сейчас действительно не лучшая пара твоей дочери. Что до троих порезанных, я по молодости просто не сообразил. У нас в такие дела женщин не втягивают, потому я за Лолу не беспокоился. Спасибо, что открыл глаза на твой мир и на людей, которых ты в своём обществе, как полицейский офицер, защищаешь.