Видно, "дворовые" знали что такое нагайка и какой эффект на здоровье она оказывает. Все уставились на Миколу, потом кто-то выдавил:
— Вось ён брау…Усё захапау…
Поворачиваюсь к "виновнику торжества":
— Где вещи?
— Паночак!.. Миластивы!.. Ня бейце!.. Усё аддам!.. Христа ради!.. Тутачки усе, пад стрэхай!..
— Конечно, отдашь, куда ж ты денешься. И Бога не поминай, паскуда. Он тебе не поможет. Кузьма, развяжи его, обыщи, и веди за вещами, куда покажет. Если дернется, пару "горячих" ему нагайкой выпиши.
В карманах егеря нашлись карманный "Буре" с треснувшим стеклом циферблата, золотой нательный крестик, портсигар с гравировкой "За отличную стрельбу в присутствии Их Императорских Величеств". Из сарая к ним добавилось все остальное — сапоги, портупея, фуражка.
— Ордена где?
— Так граф узяу…
— Так как же ты, урод, осмелился руку поднять на русского офицера? Кнутом бить, а?
— Так як жа? Сам их сияцельства прыказау…
— А своя голова не думает? Ну, так мы это быстро исправим. Кузьма, Антон, вяжите его на скамью.
Даже в мерцающем свете пожара было видно, как побелело лицо, на лбу выступила испарина. Егерь бухнулся на колени:
— Памилуйце!.. Людзи!.. Памилуйце!!!
Казаки подтащили его к скамье, положили, распустили путы, затем заново связали руки и ноги под скамьей. Микола уже не умолял, а только тихонько подвывал на одной ноте. Остальные егеря испуганно отодвинулись как можно дальше от места экзекуции, съежились, стараясь быть незамечеными. Тоже, наверное, вину за собой чувствуют. Да, и у графа нормальные не служили бы. Только такие же мерзавцы, как и сам хозяин.
Кстати, о хозяине. Мы тут в Робин Гудов играем, а надо дело делать. Оставляю Гриню за старшего, и идем с Михалычем в дом. В комнате почти ничего не изменилось. Немцы и граф на прежних местах в прежних позах. Егорка держит их всех на прицеле, а Митяй деловито, не торопясь, проводит экспертную оценку коллекции, висящей на стене. Снимает по очереди клинки, критически их осматривает, потом либо вешает обратно, либо кладет на стол. Там, рядом с портфелем, уже лежит шашка с ножнами и рукоятью, полностью выполненными из серебра. Красивая вещь! Черненое серебро с замысловатыми узорами матово бликует на свету. К шашке добавляется такой же кавказский кинжал. Так они же сделаны одним мастером, видно, в пару. Рядом ложится еще одна шашка в богато отделанных прорезным золотом кожаных ножнах…
Так, тут процесс трофеизации идет полным ходом, не будем мешать специалисту. Меня больше интересует сейф, который остался открытым и сиротливо ждет своего исследователя. Переступаю через графа, который что-то невнятно шепелявит по-польски, во всяком случае, "пся крэв" и "курва москальска" я различаю вполне отчетливо в этом потоке глухих и шипящих звуков. Смотрим внутрь. И что мы видим? Часики карманные. И зачем они в сейфе лежат? Дороги, как память? Нет, сбоку ма-аленький такой объективчик виден Нажимаем пипочку, — щелкает… Фотоаппарат! Скорее всего шпиёнский. Ясно, идем дальше. Шкатулка. С российскими орденами. Ну, вот эти гражданские я еще могу представить у хозяина на груди, но офицерский Георгий! С треснувшей и чуть закопченной эмалью! А рядом — Владимир с мечами. И еще несколько. Что-то из этого, скорее всего, у штабс-капитана отобрали. Надо будет спросить. Так, а это что? Деньги — пусть остаются в сейфе. А вот и папочка пухленькая, с бумажками. А на бумажках — закорючки, похожие на арабское письмо… Или — на стенограмму! Вот этим надо поинтересоваться.
— Что это такое? — Подношу листы к лицу графа. В ответ — молчание. Так дело не пойдет. Звонкая оплеуха, голова болезного крутанулась из стороны в сторону. Немцы, вывернув шеи, следят за нашим, пока непродуктивным диалогом. Еще одна плюха. Молчание. Ну, не хотите по-хорошему, будет как обычно. Оттягиваем воротник венгерки, находим на основании шеи точку между ключицей и мышцей, и легонько нажимаем. Вопль, граф старается отползти, не понимая, что палец все равно движется быстрей. Достаточно, отпускаем.
— Повторяю свой вопрос. Что это такое?
В ответ только всхлипы. Нажимаем еще раз.
— Я скажу!..Всё скажу!!!
Еще бы ты не сказал. Сам на тренировках проходил такое, когда болевой порог повышали. Напарник жмет, а ты терпишь. Так и соревновались, кто дольше выдержит. Граф — не выдержал. Наверное, не тренировался. Даже про прикушенный язык забыл, шпарит, пономарь на службе.
— Что это?
— Это — стенограммы разговоров с … моими гостями.
Читать дальше