Наринэ Абгарян - Вальс в четыре руки

Но бывают удивительные и редкие моменты, когда все действо происходит на сцене. И тогда ты видишь балерину, не вывернув, как обычно, по-совиному голову на сто восемьдесят градусов, и не певицу со стороны декольте, а в свежем, неожиданном для тебя ракурсе, открывая в самом буквальном смысле новые горизонты в мире прекрасного.

Ты вдруг начинаешь видеть искусство с другой стороны...

...ты вдруг начинаешь видеть искусство с другой стороны.

Несколько дней я никак не мог понять, почему каждый раз, когда солист балета в конце одного из номеров уносит балерину за сцену, откуда-то из воздуха возникает чрезвычайно громкий и темпераментный шепот с элементами ненормативной лексики, который никак не коррелирует с выражением счастья и любви у танцующих. Только вчера удалось найти источник звуков и эмоций.

Собственно, танцовщик уносит девушку за ногу, но не так, как это делал Кристофер Робин со своим любимым Вини-Пухом (прыгающим смычком). Он ее уносит, как полковое знамя, держа за ногу над головой. Мало того что это действительно очень неустойчивая поза, так плюс ко всему этому ее платье целиком закрывает ему лицо, и он вынужден двигаться «по приборам». Система, в сущности, является динамической, и остановиться он не может, да и нести тяжело. Балерина, которой с двухметровой высоты падать не хочется, в доступных обоим терминах объясняет коллеге, что ему необходимо сделать, чтобы не впилиться в группу виолончелей. После чего они успешно удаляются во тьму кулисы, откуда и раздается долгожданный удар балерины об пол.

Его так и называют — «Вальс № 2 из Сюиты для джазового оркестра».

В общем-то это садовый вальс, жанр, трогательный сам по себе. Но то, как реализовал его Шостакович! Фантастическое, просто избыточное количество шикарных деталей в оркестровке и гармонии. Слушать все это из середины оркестра — просто чистый кайф. А мелодия — это стилизация haute couture!

Это взгляд на обыденность с небес Божественной мудрости, доброты и иронии! И этот контраст между «низменным» жанром и его филигранным воплощением воспринимается как разница между портретом с Доски почета и фаюмским портретом просто на доске.

Ну гений, что с него взять!

А в это время одновременно из правой и левой кулис выбегают с одухотворенными лицами гимназистов юноши во фраках и девушки в воздушных белых платьях. Они выстраиваются в диагонали, в хороводы, подсаживают на плечи балерин, те успевают отработать кивок головой, улыбку, линии движущихся пересекаются друг с другом...

Я изо всех сил, но все равно почти безуспешно пытаюсь совместить всю эту геометрию, выстроенную во времени, музыку Шостаковича и образность в одно целое...

Хорошо еще, что у меня пауза.

(вид сзади)

Мельтешат, мельтешат...

Сосчитать их там на сцене просто невозможно, потому что они все время мечутся в разные стороны. Но уж под тонну наберется. Это точно. Плюс ихние мужики. Все они прыгают и раскачивают сцену так, что валторнисты мундштуки мимо рта проносят.

А лебеди так гремят и скребут когтями по сцене, что не слышно гобоя. Постричь им, что ли, когти на лапах. Суповые наборы с ресницами.

А вот улыбки балетные мне нравятся. У мужиков мимика еще существует отдельно от спинного мозга, а у балерин она, видимо, висит на одной цепи с икроножной мышцей и прочими. И включена постоянно. Ведь и правда, никогда не угадаешь, куда в следующий миг повернется голова — не менять же мимику с частотой 50Hz, это уже Хичкок какой-то...

А рост! Издали-то они все маленькими кажутся. А вблизи... Если еще и на цыпочки свои встанут — ну чисто страус. Улыбчивый такой.

В общем, балет, я вам скажу, искусство для эстетов.

Процедура настройки звука перед концертом — это подарок кинематографу. Если бы у Феллини после фильма «Репетиция оркестра» были бы такие же бонусные кадры, как после фильмов Джеки Чана, то лучше натуры и сюжетов не найти.

Вся процедура занимает семь-восемь минут. Это, собственно, проверка работоспособности аппаратуры — микрофонов, трансмиттеров, света и так далее. Время жестко ограничено. Оркестр на бегу вынимает и собирает инструменты, кто успел, начинает играть «Кармен», остальные со временем подтягиваются. Возникает неожиданный художественный эффект, чем-то напоминающий россиниевское crescendo, но более обширный по возможностям. Через полторы-две минуты все входит в свою колею — световик начинает бессистемно перебрасывать тумблеры на пульте, включая и выключая свет оркестру, или, наоборот, пытается попасть прожектором в глаз. Попадает. Звуковик в это время включает и выключает реверберацию, пугая людей акустическими перспективами. То, что раньше заявлялось как лазерное шоу со спецэффектами, а в реальности представляет собой помесь скринсейверов с диафильмами, устаканивается на огромном экране за спиной. Маэстро по своему акустическому каналу сосредоточенно синхронизирует Царицу Ночи и оркестр, а по визуальному флегматично разглядывает балерину, которая здесь же столь же флегматично наматывает обороты.